Я сделал шаг вбок, дабы избегнуть тенет сферопаутинного намеренья выманить меня на половую ея арену. Пара сперматек (семеприемников) подсунулася мне под нос, несомненно – дабы обратить меня в Яйца. Все регулярно приуготовивши, я обернул клинок свой в долженствующей учтивости.

– Ступай себе прочь, – выразил я раздраженье свое, – старый ты образ!

Я налег на клинок, и выбрызг омедовленного шоколада проароматил мимо меня ко мне в комнату, пересекши поверхность небольшого короманделского стола с нежнейше подвернутыми ножками, в шоколадной своей спешке чуть не споткнувшися о чашу с ромовым пуншем.

– Приятно встретиться с таким, как ты.

Сие выкрикнул я, испускаючи широкий выплеск семени, что всего лишь на миг опустошил мою трубку. Сдрочка сия проворно сгребена была пытливыми лапами и скормлена сибаритской ея пасти.

– Я зрю возлюбленного.

На периферии зренья своего я наблюдал, как Джесси выступает вперед вся нагая, уринная вода гирляндами развешана по нижней ея части, – и тут же она компактно сложилася в подскакивающую брюшную полость еврейской паучихи. Казалось, Джесси еще не выбралась из своего сновидческого осмоса, натирает свою щедрую фигуру вверх-вниз волнительным бурлеском еротики, прямо вверх и супротив, и вовнутрь арахнидского брюха – затем я токмо уж и видел, что те жесткие возбужденные волоски, ласкавшие резкими зигзагами чистую голую плоть мисс Мэттьюз.

– Любовь моя удовлетворена.

Та громадная паучья челюсть меня задела, направивши мне в ухо шепчущее плодородье.

– Я волшебства хочу и чудес, а также вдува секса – желаю я, чтоб Никадемус в сей мир вступил и изменил всё, и показал Незримое; хочу я, чтоб поверхность задралася и слетела, а также всего золота, драгоценностей и света…

Подозренье в бестактности скроило мне кривую рожу.

Поскольку я живой человек – я вышел фигурою.

Еще раз доказал я, что ретив, вынув яичныя мешки ея из шанкров проворными взмахами бритвы моей в шуйце (как будто сам я был сам Старый Ужас).

Я поморщился – все ораторские дары мои прижали уши.

– Снова продано!

Когда человек есть всего лишь семя, переходит он от женщины в жестокую землю, лишь кратко вставши в промежутке дневного света, а затем сковырнувшися во тьму смерти, и оставляет по себе он лишь яму в земле. Ядовитого семени мужа сего жены взыскуют. Судьба им лежать в родах; а тако-же и на похотливом ложе мужа, сотворяя клей.

Мужчина родится от женщины, дабы оставить свою отметину в мире, стать лучше своих собратиев. Искоренить мякину, порождающую горький плевел на поле человечьем.

Удобства ради я зову их евреями – но поистине все человечьи молекулы суть лишь планктон в море жизни.