Под медленно падающим дождем Квадрант смотрелся тусклым, узким и лишенным воображенья, простор его был недо статочно длинен или широк, дабы производить впечатленье величественности либо же возвышенности. Тем не менье, мы свернули флаги наши и прошли по восходящему его пандусу, а влажность затопляла всех нас, – и наконец вынырнули на гребень холма, откуда просматривался весь остальной Сохо и далее – облекающая его протчая вымоченная дождем местность: пейзаж, предоставлявший коду к нашим фашистским мечтам.

– Так-так-та-кк-ка-а-а.

Вот опять стаккатное эхо громыхнуло вновь и вновь, и шнуровки крови, а также полный обжиг шоко-взрыва забарабанили по близлежащим жилищам Эразма и Холбейна. Бой продолжал нестись по-над Шлюзом Косы Трослз – полю на языке возвышенности в развилке меж реками Медлок и Ируэлл, – оканчиваясь там, где высилось канцерогенное виденье тюрьмы «Стрейнджуэйз». Ни единого призыва к жидовинской молитве не раздавалось ни со стороны темной громады тюрьмы, ни от ея негритянской трубы, изрыгающей еврейский дым.

Архитектурный сюрреализм тюрьмы подкреплялся причудливою деталью. Алфред Уотерхаус замаскировал ея центральную евреепекущую дымовую трубу под липовую башню муэдзина. Как столь безупречно странный альянс мог получиться в мире, выстроенном из аккрингтонского кирпича, я сказать бы не сумел. Довольно того, что он высился пред нами, означаючи всё для людей чувствительных и вероисповедующих.

Нам пришлось остановиться. Вкруг меня сгрудилось больше знакомых лиц, нежели я надеялся увидеть. Моузли в его стильных и дорогих нарядах – и Мораг Худ, сопровождавшая его, – затмевали всех нас. Беседу открыл он. Удастся ли мне когда-либо избегнуть его горделивого присутствия?

Он кивнул в моем направленьи, эдак коварно.

– Каким мясом сей Отче Наш питается… – аристократический лик его возвысился надо мною, вырастаючи предо мною в размерах, – …что стал он так велик?

Должен признаться, сие меня удивило. Комплимент ли сие Моузли – или же отрепетированный сарказм?

Покуда мы отдыхали, фашисты принялись сбиваться в плотные кучки, в нескольких шагах от меня пихая «Мерзавца» спиною. Ряды наши держалися тихо, покамест дождь редел и являл вздымающийся прерывистый туман, что сочился сквозь нас, сбивая нас с панталыку, иногда заволакивая собою обширные прокосы окружающего метрополя, а порою и раскрывая их взору. Пряча многое от всех – и в то же время являя больше моему разборчивому взгляду.

Наконец я отозвался Моузли.

– Что кому-либо из нас известно о лице под столькими личинами? – Я насмехался над значеньем, кое желал он приписать моей натуре. Внезапное завихренье тумана, по временам чуть ли не горохового супа, выявило далеко под нами неохватную авто трассу, по коей в безмолвии полз серый омнибус. Дорога пробивалась вверх, пока не достигала врат Вифлеемской больницы на противной стороне распадка. Я наблюдал, как транспортное средство сие преодолевает опасную выпуклину.