Когда я занимался любовию с Моро?

Пока она снималась с Орсоном Уэллзом в «Полуночных коло колах».

И пускай те, кто владеет каменьями лунного света, утверждают иное.

Зверь вскоре сокрылся во внушительной конструкцьи «Звукового Зданья» – сего акафиста Електричеству и поимщику Ефира. Без него роль моя в исторьи была б не столь значительна, и я был бы привольно открыт для хватки Эоно-людей.

Вошло солнце, и туман обернул зданье, сокрыв его от взоров моих. На краткий промежуток времени туман стал так густ, что я проинструктировал кошачию свою лапу – Томми Морэна – следовать впритык ко мне, с факелом, держимым так, чтоб пылал он непосредственно над моею главой.

Под моими осапоженными ступнями ощущал я, что булыжник уклоняется влево и вниз на некое расстоянье. Мы шли маршем дальше. Иногда некая часть дороги все равно вдруг возникала вновь, уходя на много миль вдаль, сияючи, яко стеклышко либо всплеск отложенной жизни в столбах света.

Со временем миновали мы отрезок недавно возведенных «викторьянских» городских особняков, первоначально предназначенных для семейного проживанья, однакоже теперь размещавших в себе подобных БКЯ Джоуду, Рэбу Батлеру, Ричарду Димбли, Элизабет Барнетт, Ивлину Уо и Эдит Ситуэлл, а также парад лавок с металлическими шторами, запертыми на чрезмерные засовы (ибо маршрут наш хорошо пропагандировался). Моузли сызнова расположился во главе нас, и мы продолжали извилистою чередой, что проходила под мрачным тленьем галогеновых фонарей. Но шагаючи (столь часто, сколь мог я поддерживать положенье свое в бурливом сем строю) споро за Имперским Озуолдом – каковой для всех в те поры выступал вдохновителем будущих дисциплинариев и диктаторов, – полагаю, я усиливал собою более романтический образец для подражанья молодежью.

– В память об Енохе и Илии, приуготовьтеся сделать выпад серпом своим, – рассмеялся Моузли, умело продаваючи мне свою шутку. К сожаленью, гумор его пропал втуне для фашистов, подобострастно раболепствовавших у него за спиною, вздымая ввысь факелы свои, грегоча во своих требованьях убийства, тако-же и Обманства.

– «Пощады нет!» – и Спустит Псов Войны[32]. – Сие произнесено было столь тихо, что сомневаюсь, кто, окромя двоих из нашей компаньи, сумел бы присовокупить имя к родоначальнику сих слов. Артур Честертон прикинулся в велюровую федору без малейшего намека на иронью и попробовал сокрыть предательские движенья своих губ за подъятой к ним кружкой «Аббатского эля», врученной ему, как я сие отметил, мгновеньем раньше Мораг Худ.

Чёрчиллианская решимость написалась на лике его, что я пометил себе для грядущих справок.