В сем мире несть ничего
Должно знать и молчать, как говорится.
Цепочка аплодирующих шокомладенцев падала на «ГРАЧЕВНИК», их крохотные пламенные тела царственно останавливались на постой на дворе, распаляя собою хасидов, а тако-же одну женщину, коя занялась со страстью и тут же, блядь, сгорела ярко, чему все мы и свидетельствовали.
Гефсиманский Жид широко раскрыл объятья. Огнь его коснулся, и его ободранный череп зловеще излучал. Невоздержное движенье было во членах его, и он раскрыл опаленный свой рот.
– Евреи суть народ наднацьональный во многонацьональном государстве.
Кто мог в сие поверить? Даже ровно в миг смерти своей еврей сей пытался оправдать свое несостоятельное положенье. Они искупительно жалуются и очевидно не способны понять, отчего люди против них так настроены. Не то чтобы прошлое не прояснило их позицью вполне – их терпели лишь покуда приходилось: правительствам, схватившимся с ними во взаимных финансовых интересах либо как в нынешнем государстве Израиль (кое, будучи атакованным, отвечает на угрозы эдаким вот манером: «Око за…» и так далее. Сие я мог понять лучше, ибо такое в точности отражало и мой собственный ход мыслей).
Жизнь есть не более чем лихорадка матерьи.
Я предвидел весьма великое удовлетворенье в открытьи Последней Воли и Завета Еврея-Выживанца.
Не век ли то странностей, отпущенных на волю, и не разнузданная ль нечестивая Магья?
– Ведуны не настолько не ведают, чтоб творить такое на глазах или ушах у других. Как часто протчие видели, как пользуются они Воклинаньями? Плетут чары, дабы вызвать Бури? И слышали, как выкликают они Семейных своих Духов, дабы воспользоваться Заклинаньями и Чарами? И явить в Стекле либо Показательном Камне отсутствующие лица? И выдать Секреты, кои невозможно обнаружить никак, кроме как Диаволом? И разве не видели, как людям удается делать такое, что превышает обычную человечью Силу, чего никто живущий не способен сотворить без Диавольской Подмоги?
Снизу вверх на меня пялилось море лиц мерцающего белым ужаса. Половина массы, евреи позади, стояла тихо, в тенях или же полной тьме. Боялись ли они? Я бы сказал, что да. Сие правда – у страха собственный запах. Слегка во всяком случае отличается, как я выяснил. Тут же был представлен весь комплект, для всех возрастов и двух полов, экономно упакован плечом к плечу и пристально глядел на нас снизу вверх весь без исключенья. Даже те, кто терся локтями в чистой тьме, видеть кого мы не могли, глядели токмо на нас, впивали глазами свою судьбу. И каков же был сей общий запах? Для меня и в тот миг то был намек на минующие жизни, заброшенные и одинокие, почти что не-запах. Как естьлиб сия обреченная жизнь нас уже покинула, оставивши по себе лимонный аромат существ, отошедших от нашего присутствия в спешке.