Светлый фон

Вероятно, обонял я самого себя.

Первый факел затрещал и забрызгал внизу средь них, по ироньи поджегши рыжие волосы молодого человека. Толпа евреев окрест него исполнила мексиканскую волну, салютуючи нам. Затем фашистские факелы полетели в них пламенным градом. (Могу ль я записать здесь, что мы были настолько милостивы, что сперва приветствовали их горючим.)

– Да услышу я что-то прямо сейчас!

Мораг Худ пришлось сдерживать, ибо рвалась она спрыгнуть в сию массу кувыркающихся жидовинов, с криком: «Miessa meshina на вас!» От них я слышал голоса, подъятые в халлеле на всю катушку. Сие быстро сменилось страстным изкором; изложеньем в лихорадочной тональности того, что я редко слышал исполняемым с бо́льшим рвеньем. Яко в лучшем рок-н-ролле, коли волю подстегивает первоначальное чувство, засим наверняка последует завершенное произведенье искусства.

Miessa meshina

– Zang Tuumb Tuumb.

Zang Tuumb Tuumb

В особенности бездельный жид подпрыгнул (едва ль не чехардою) над крючконосым плутом, обряженным в чорный дождевик (подозреваю, был он отравлен элем, вероятно, нахлебавшися «Лимонной Самогонки» в «ТРЕХ ПРЯМОХОДЯЩИХ ЖАБАХ» за 12 вечеров один за другим). Приземлившися на цыпочки, обернулся он и выложил своим собратьям искренний каддиш, коий результировал в скиданье множества ермолок. Обратился он к пылающему черепу, приветственно простривши к нему длань свою.

каддиш ермолок

– Ль’хаим[35], – рек он… и я видел, как пламя передалось ему, яко полагается, будь он избранным рудиментом.

Ль’хаим

Но вот на стене происходила и более активная деятельность. Наш Артур Честертон, влившися в группу энтузиастов, приступил к созданью сплошного ливня пламенной помпезности. Он принялся освобождаться от одеяний своих, поджигаючи их одно за другим и швыряя оные в накаленную толпу внизу.

Даже громче возмущений их слышал я его к ним призыв:

– Ну почему не выглядите вы еще мерзее?

мерзее?

Из его уст сие летело хихиканьем.

его

– От мерзостности, парни мои, угрюмое место становится ярче! – Краткий каскад искр, возжегшийся из единственного еврея, чуть не подпалил и его. Но держался от твердо, разглашаючи: – Зачем же вам остаток жизни тратить на то, чтоб походить на Гауптвахтера.

Я сказал себе, что сие просто душа его отвечала.