Светлый фон

Стаи новостийных ищеек собралась на улице за нами, и я услышал щелчки множества «Инстаматиков». Вне всяких сомнений, героический профиль Честертона воцарится на первых полосах завтрашних таблоидов.

Без придирок я оценивающе кивнул его рвенью, его маскулинности (чтоб не унизили они его как патикуса).

– Насрать мне на вола, во что там верят одноочковники… – С безошибочным изяществом Артур сбросил свою пылающую рубашку, вымоченную в бензине, на голову толстому еврею, и пыхнул в него заклинаньем. – На сие мы еще посмотрим!

Действия его, по совокупности, назначались к удовольствованью моего костлявого мужчинки (яко у Пасифаи было с Быком) – филантропья для моей сияющей плоти.

– Чересчур далече никогда не слишком далеко… – И сие было правдою. В хватке сходною с сею ражерии[36] искры вожделенья согревали меня нежным своим попеченьем, и я ходко добрался до незанятого участка стены, а оттуда вгляделся в дымящийся двор, воспринимаючи то, что поначалу принял за полумесяц скотских стойл непосредственно подо мною, возведенных исключительно в раденьях о скоте… хотя явно различить я мог лишь крыши сих сараев. Интерьеры их – с огромными распахнутыми дверьми, коим я мог поперек полу месяца, – сокрывалися мраком, коий явствовал почти что сверхъестественно.

ражерии

Я скорей ощутил, нежели провизировал смазанные силуэты людей, ползших по тому чуду, окрасом[37] чорному, и девиантное сокровище жидомантьи впиталось прямиком в кости мои. Я знал, что неизбежно их обитатели мне будут явлены. Нераскаявшееся еврейство безмолвно ожидало, изготовившися прихорошиться ради взоров моих, бдя окутать вонью все мое существо.

– Занг Туумб Туумб.

Занг Туумб Туумб.

Прогнило до сердцевины. В единое мгновенье ока я приуготовил язык свой к восторгу, уверовавши, что до некоего рубежа податлив, и вдохновляющее касанье кости вскорости вынудит меня гордо скакать верхом вновь.

– Приди и займи меня, – польстил я.

Весь мир – моя прогулка.

Нечто поцеловало меня в нос на манер Домоправительницы Тряпкоградского Борделя.

Стеревши фрагменты губки с лица своего, я глянул вверх и прикрыл глаза, дабы лучше видеть, что́ приближается. Сотня крохотных горящих Пряничных Человечков быстро смещалася ко мне сквозь паристый вздух. Внушительные арки ярого огня собиралися за их спинами длинным змеиным охвостьем красок: никакие ириски не брызжали из теста их. Однакоже я стоял в готовности, проницавшей всю личность мою, а вот уж первый лиз вишен и клубящийся дым еврейских негодяев принялся валиться на меня и в «ГРАЧЕВНИК», исторгаючи резкие выкрики и добавляючи лишнего посинелого смятенья тем, кому свезло меньше.