Возле закрепленного стальной лентой стаканчика для карандашей и ручек стоял маленький стеклянный пингвинчик, вызвавший у Рейнхардта странное беспокойство. Пингвинчик никак не соответствовал образу холодного наставника. Что это было? Сувенир? Амулет? Ему не хотелось этого знать.

Он вспомнил про коврик и заглянул в нишу с койкой.

Стиснув зубы, несколько раз глубоко вздохнул, после чего двумя пальцами стряхнул случайную влагу в уголках глаз.

Какое-то время он молча смотрел на коврик, а потом осторожно выковырял кнопки, сложил его вчетверо и аккуратно уложил в чемоданчик с личными вещами капитана. Вместе с детским рисунком с изображением парусника и подписью: «Папа плывет домой к Хельге». Вместе с фотографиями Риттера, держащего на коленях двух девочек лет шести, Риттера в шортах, забавляющегося с большой немецкой овчаркой, и кудрявой темноволосой женщины, едущей на велосипеде по лужайке, сидящей на оплетенной розами веранде или стоящей на пляже с огромным мячом в руках. Довольно-таки симпатичная, ничем не примечательная, но с приятной внешностью. И явно моложе Старика. Между матрасом и стеной ниши он нашел еще одну тонкую пачку фотографий, изображавших ту же женщину, но совершенно иных. Она стояла голая, опершись одной ногой о табурет, и бесстыдно демонстрировала свои прелести прямо на камеру, или лежала на лугу, или…

Рейнхардт бросил все фото в чемоданчик и защелкнул замки, а затем с каменным лицом уселся за стол.

– Хватит строить из себя человека, сволочь ты этакая, – с горечью процедил он. – Именно тут ты показал свое настоящее лицо. Так что моего мнения о себе ты не изменишь, сукин сын. И уже не отберешь у меня мой корабль.

Он еще немного посидел за столом, глядя прямо перед собой, и, в конце концов с чувством бросив: «Дерьмо!», открыл дверь и вышел в кают-компанию.

* * *

– Воздушный объект! Азимут восемьдесят! – кричали на мостике. – Но, господин обер-лейтенант, это не самолет!

На диком, фыркающем пеной коне галопом мчалась огромная женщина – голая, в одной кольчуге, с развевающимися рыжими волосами под похожим на чашу шлемом. Она находилась на высоте в двести метров, пересекая их курс перед самым носом.

– Шайсе! – рявкнул Рейнхардт, сдвигая фуражку на затылок. – Как же меня все это достало! «Флак»[30], воздушная тревога! Приготовиться к залпу по моему приказу! Пока ждать!

Щелкнули замки, оба дула «двадцаток» поднялись и начали поворачиваться.

– Я хренею!.. – вырвалось у кого-то на мостике.

– Спокойно, – процедил Рейнхардт. – Ждать!

Кто-то сглотнул слюну. Орудие поворачивалось, канонир сидел, держа ногу над педалью спуска в ожидании приказа. В небе двигался проволочный кружок коллиматора, следуя за силуэтом галопирующей воительницы.