Нота —

кто —

звучала все настойчивей и настойчивей. Теперь это была потребность, отчаянная потребность понять, кто здесь. Кто она такая. Эта потребность обволакивала ее тонюсенькой, но в то же самое время необычайно крепкой паутинкой, искусом, скроенным точно по ее персональным меркам, словно она была создана исключительно ради того, чтобы в какой-то миг уловить в этом подвале эту потребность.

Она сделала шаг вперед. Потом другой. Впереди громоздились штабеля коробок, преграждавшие путь, а, нет, между ними был узкий просвет, проход в лабиринте. Не в силах остановиться, она скользнула туда и очутилась в чаще растопыренных в разные стороны металлических кроватей с проржавевшими ножками и пружинами. Вешалка для шляп зацепилась за ее жакет, и она удержала ее за секунду до падения, продолжая вслушиваться в настойчивую одинокую ноту —

кто —

которая вела ее вперед по этому узкому проходу.

Теперь теплый воздух донес до нее другой запах. Запах «причала», чистый и терпкий, перекрывал дух пыльной бумаги и гниющего дерева. Это был запах соли и донного ила, запах глины с городской окраины.

И тогда она каким-то глубинным, нутряным знанием поняла.

Стоп, сказала она себе. Развернись. Уходи домой. Но с таким же успехом она могла бы приказать себе уснуть.

Она завернула за последний угол. Перед ней был захламленный закуток, единственным источником света в котором служило крохотное мутное окошечко. У самой стены, накрытая куском брезента, сидела человеческая фигура, похожая на старую ненужную статую.

Сквозь брезентовое покрывало Йосселе различил, как в его закутке появилась женщина. Она была высокая, в темном платье, испачканном пылью. Она направлялась прямо к нему. Ее взгляд был устремлен точно на него.

Он напрягся, охваченный тревогой, и женщина мгновенно остановилась. Она ничего не сказала, лишь медленно, очень медленно опустилась на пол на расстоянии вытянутой руки, отделенная от него одним лишь брезентом.