Она отпустила брезент, поднялась и отступила назад. Он даже не шелохнулся, по-прежнему внимательно глядя на нее своими стеклянными глазами, которые были скрыты в тени.

Пятясь, она отступила в проход, потом развернулась и принялась пробираться обратно – мимо вешалки для шляп, каркасов кроватей и коробок, которые царапали ей ноги, пока наконец не очутилась у выхода. Рванув на себя дверь, она выскочила в коридор и захлопнула ее за собой – и в тот же миг над Воспитательным домом грянул колокол, возвещая о начале нового дня.

* * *

Мариам Фаддул сновала по залу кофейни, улыбаясь, слушая, мотая на ус и в глубине души понимая, что всего этого недостаточно.

На душе у всех скребли кошки. Ситуация в Ливане ухудшалась; новости, которым удавалось просочиться сквозь цензуру, говорили о нехватке продовольствия, спекулянтах, которые втридорога перепродавали украденное на черном рынке, складах, забитых гниющим шелком. Но хуже всего было то, что деньги, которые они посылали домой родным, в большинстве случаев не доходили по назначению. «Почему Соединенные Штаты не вступают в войну, – все чаще и чаще звучали вопросы. – Неужели Вильсон не видит, что происходит? Неужели жизни сирийских детей в глазах американцев ничего не значат?» Все качали головами и пытались как-то отвлечься – пока Мариам сновала от столика к столику, без конца подливая своим посетителям кофе в отчаянной надежде услышать что-нибудь новенькое, что-нибудь такое, что помогло бы ей совершить волшебство и…

Звякнул колокольчик над дверью. Все как по команде посмотрели на Сэма Хуссейни, который вошел в зал.

Мариам чуть не расплакалась от облегчения. Сэм, весельчак и балагур, был прирожденным рассказчиком; где бы он ни появлялся, все тут же в предвкушении устремляли на него взгляды. Более того, его универсальный магазин давным-давно стал местом притяжения для эксцентричных манхэттенцев, считавших модным носить причудливые «восточные» наряды и готовых покупать самые невообразимые вещи за самые безумные деньги. Историй, которые Сэм рассказывал о своих покупателях, хватало на целое утро, а потом всю следующую неделю никто просто не мог говорить ни о чем другом.

Мариам повела его к столику; уже сидевшие с готовностью потеснились, чтобы ему хватило места. Даже Саид вышел из кухни, чтобы поприветствовать своего друга, и они обнялись как братья. Мариам налила Сэму кофе и принялась расспрашивать о здоровье детей.

– Спасибо, неплохо, неплохо, – отвечал он и принялся в красках расписывать проделки, которыми досаждали ему сын и дочь, любимым занятием которых было валять дурака и бездельничать, вечерами пропадая в кино, вместо того чтобы помогать отцу в магазине. Все с улыбками закивали: ну да, ну да, их отпрыски тоже этим грешили, и если уж Сэм находил такое поведение несносным, то им-то сам бог велел. А как поживает дорогая Лулу, его жена?