Йосселе пришел в замешательство. Это что же, значит, его… обнаружили? Если так, то он не ощутил ничего похожего на ужас и страх, которых ожидала его хозяйка.

Женщина протянула руку…

…и отвела брезент в сторону.

Он оказался громадным: намного выше ее самой и вдвое шире, с бочкообразной грудью и плечами, которые занимали половину закутка. У него было грубо вылепленное лицо с плоским лбом, зазубренным носом и неровными губами. Глазами служили два стеклянных шарика: один темно-фиолетовый, второй голубой. Щеки, точно оспинами, были покрыты отпечатками пальцев.

Его тревога сменилась замешательством. Он наблюдал за ней, изучал ее; в его мыслях она видела свое лицо. Она не уловила в нем никакой враждебности, во всяком случае пока; но и никакой подлинной разумности тоже. Лишь слепой инстинкт повиновения, преданность своему хозяину – и вот теперь-то она смутно различила отголоски человеческого сознания, принадлежавшего одному из тех, кто спал наверху. И этому кому-то снился сон про невыполненную проверочную работу.

Его хозяином был ребенок. Ребенок из их приюта!

Лицо у этой женщины было какое-то странное.

Он смотрел на нее, точно завороженный, сам не понимая почему…

Какой-то потаенный инстинкт подсказал ему переместить фокус его стеклянных глаз с ее внешности внутрь, на ее суть. Безупречно вылепленное лицо. Немигающие глаза. Неподвижная грудь. Она такой же…

голем…

Как и он.

Она увидела себя – его глазами. Почувствовала, как он понял, кто перед ним —

голем —

и отшатнулась. Нет.