Записку она оставила на подушке.
Ужин должен был скоро закончиться, времени в обрез. Она открыла свой сундучок, вытащила оттуда казенный плащ и маленький мешок на завязках и ссыпала в него два доллара мелочью, которые ей удалось насобирать за время прогулок и которые составляли все ее достояние. Потом, немного подумав, схватила свою тетрадь, вырвала оттуда страницы с переводами псалмов и сунула в мешок и их тоже.
Все воспитанники были в столовой, персонал разошелся по домам, и в коридорах пусто. Она вышла из приюта через боковую дверь, как будто просто направлялась в лазарет – но миновала его, открыла сломанную калитку и вышла на вечернюю улицу.
Она ожидала криков, свистков, толпы полицейских – но так их и не дождалась. Она ушла из приюта, и ни одна живая душа не остановила ее. С каждым шагом это становилось все более и более реальным. Наконец-то она уходит! Но куда ей идти? Она подумала, что пойдет на реку, следом за той парочкой, и попытается каким-нибудь образом их отыскать…
Завернув за угол, она очутилась на Бродвее – и ее немедленно ошеломило зрелище широкой улицы с ее стремительным дорожным движением и толпой спешащих куда-то пешеходов. Внезапно она почувствовала себя совершенно потерянной и маленькой, как мышка. Она представления не имела о том, как пользоваться метро и надземкой, и ни разу в жизни не ездила одна даже на трамвае. Она была беглянкой, что бы там ни написала в своей записке, напуганной девочкой, одинокой на улице после захода солнца. Она уже привлекала к себе внимание, прохожие косились на ее казенную одежду, явно задаваясь вопросом, не следует ли им вмешаться…