И внезапно Йосселе почувствовал, что не в силах больше это выносить.

Он развернулся, пытаясь заставить картины, проплывавшие перед его внутренним взором, померкнуть. Он не хотел этой тоски по тому, что не случилось и никогда не случится! Что толку от всех этих ах, если бы!, если единственная его реальность – это бесконечное сейчас, наполненное неусыпным бдением и служением? Что толку в этом новом сознании, которое она подарила ему, если все, что оно показывает, для него недостижимо?

Йосселе, сказала она, не надо…

Он вырвал руку из ее руки, и их связь разорвалась.

Йосселе!

Он был сгустком душевной муки в темноте, быстро удаляющимся от нее. Она бросилась обратно против течения, перелезая через бочки из-под мазута и сплетения проволоки в отчаянной попытке угнаться за ним, но его размер и масса под водой давали ему преимущество. Он оторвался от нее и исчез.

Она осталась одна посреди обломков, пытаясь не паниковать. Делать было особо нечего. Она могла укрыться здесь, в реке; могла повернуть обратно и вернуться в приют. Теперь единственным, что связывало ее с ним, была Крейндел, а Крейндел вместе с Тоби мчалась на велосипеде в Амхерст.

Ей оставалось лишь продолжать свой путь.

– Ну, – сказала Анна, со скрещенными на груди руками обводя взглядом внутренности Амхерста, – не знаю, что это такое, но масштабы определенно впечатляют.

Джинн вздохнул и зачерпнул ведром очередную порцию влажных углей из горна. Саид ушел помогать Мариам закрывать кафе; Анна же, похоже, была исполнена решимости не позволить Джинну выскользнуть из поля ее зрения. «Скоро подъедет Тоби», – сообщила она ему будничным тоном – и он на мгновение даже дар речи потерял от той скорости, с какой от его одиночества ничего не осталось. Так вот как это бывает, когда у тебя есть соседи и знакомые? Ты позволяешь другим обсуждать тебя и приглядывать за тобой? От всего этого ему было несколько… не по себе. Саид даже оставил на верстаке таз с наломанными кусками досок, «на всякий случай, вдруг понадобится». Таз был глазурованный, в яркую желто-белую полосочку, с жизнерадостными лимонами на боках; выглядела вся эта красота на щербатом грязном верстаке до странности неуместно, как ножовка в лотке для выпечки. Интересно, кто-нибудь из Фаддулов придет за тазом? Или предполагается, что он сам вернет его?

Анна наблюдала за тем, как он чистит горн.

– Тоби сказал, ты едва не умер. Он преувеличил?