– Пусть она логово волкодлаково нам покажет – вот время и сбережем, – парировал Капитоныч. – А ты, Ермил, если с нами да за правое дело – так не встревай.
– Вы что тут… дети мои? – в толпу протиснулся расхристанный, пунцовый от рисовой водки отец Арсений. – Что здесь происходит?!
– Мы нечисть изводить идем, батюшка! – охотно объяснил лесоруб и потянулся губами к руке священника; в отличие от старообрядцев, он к ручке всегда прикладывался. – Волкодлаков-перевертышей истреблять!
Арсений отдернул руку:
– Каких еще перевертышей?
– Да вот таких, как она.
Лесоруб указал на Лизу. Потом вдруг выхватил топор из-за пояса:
– Благослови оружию, батюшка, сделай милость!
– И мне! – плюгавый мужичок в рваном ватнике тряхнул допотопной берданкой. – И святой водицы б нам, отче!
– А еще иконку, иконочку! – взревел мужик с вилами. – Георгия Святого, змееборца, образок нам пожалуй!
Отец Арсений попытался поймать взгляд Ермила, но тот отвернулся; зато открыто и с вызовом таращился на него старообрядческий староста.
– Ты, Капитоныч, чего ж народ взбаламутил?
– Не я, а оборотни народ взбаламутили. А я работу твою делаю, отче. Тебе Господь велел во человецех зло истреблять, разве нет?
– В душах истреблять, Капитоныч, – мрачно ответил поп. – Любовью и милосердием… – Он оглядел мужиков. – Расходитесь-ка по домам, дети мои. Не трогайте Боряна и Лизу. Вообще никого не трогайте.
– Что ж ты, батюшка, ужели за ведьму тянешь? – оторопел лесоруб. – И за перевертышей?..
– Сам ты, отче, делай как знаешь, – недобро осклабился Капитоныч, – только нам не мешай вершить правый суд!
– Не судите, да не судимы будете, – неуверенно парировал батюшка.
– Мне отмщенье и аз воздам! – с кликушеским задором провозгласил Капитоныч. – А ты иди отсель подобру-поздорову, отче, займись свои делом: помолись, выпей водки…
Несколько мужиков ухмыльнулись в бороды. Лесоруб глумиться не стал: наоборот, посерьезнел. Такое обращение с батюшкой… Неподобающе, непочтительно. Но, с другой стороны, отец Арсений тоже вел себя не как подобает священнику: встал на сторону ведьмы, не дал ему к руке приложиться, для благого дела оружие не благословил…
– Буду Господа просить, чтоб вас вразумил, – кротко ответил Арсений и двинулся прочь из кухонного закутка нетвердой походкой. – Впрочем, только лишь Господнего вразумления будет здесь недостаточно, – пробормотал он себе под нос.