Светлый фон

Клэй решил, что рано или поздно убьет его. От этой мысли ему стало легче.

* * *

Эдинбург, 1807 год

– Клэй, – сказал Джо. – Что случилось с Джемом? Это вы убили его, а Кайт взял вину на себя?

Но все было бесполезно. Клэй, не слушая его, играл в камень-ножницы-бумагу с Алфи.

Впрочем, это уже не имело значения.

В доках царил радостный хаос. Если бы накануне кто-то сказал Джо, что половина Эдинбурга выйдет на улицы посмотреть на морское сражение и что люди за пять минут отыщут шотландские флаги и начнут продавать на маленьких прилавках чертополох в качестве талисманов, он бы сказал, что они сошли с ума. Но всю гавань заполнила атмосфера праздника.

Моряки все еще поднимались на корабли, а врачи в одежде цвета индиго устанавливали палатки на расстоянии ста ярдов друг от друга, готовясь принимать раненых. На причалы высыпали трубачи и барабанщики. Джо не знал, сговорились ли они играть одну и ту же песню или ее выбор и без того был очевиден, но трубы звучали так пронзительно, что их, наверное, было слышно даже на французских кораблях. Причал заполнил пугающий вой. Джо хотел убежать, но застыл на месте: теперь, когда он прислушался, звук показался ему знакомым.

Когда корабли подняли паруса и поймали ветер, толпа взревела. Французы направлялись в сторону суши в том порядке, который обсуждали через телеграф. Гавань, должно быть, находилась в зоне досягаемости их длинноствольных пушек, но, похоже, это никого не беспокоило. Джо никогда не видел, чтобы толпа вела себя подобным образом. При первых выстрелах никто не убежал. Напротив, люди двинулись в сторону моря. Джо видел, как пушечный снаряд попал в медицинскую палатку.

И даже тогда никто не побежал.

Вместо этого гавань наполнилась шумом. Снова загремели барабаны, но на этот раз их звучание не было шотландским. Поскольку пение началось где-то вдалеке, он не сразу узнал «Марсельезу». Но к тому моменту, когда они дошли до слов «Aux armes, citoyens»[12], пение уже доносилось со всех сторон. До сих пор это была лишь скучная песня, которой приходилось подпевать в день рождения императора и иногда на международных матчах по крикету. Джо примерно знал слова, но никогда не вслушивался в них, не задумывался над их значением: это была свирепая, кровожадная песня о массовой резне. Под такую песню можно было перерезать кому-нибудь горло.

Он никогда не слышал, чтобы кто-то пел перед врагом его национальный гимн, но тот, кто это придумал, рассчитал верно: подобное в самом деле действовало на нервы.

Джо повернулся, чтобы уйти. Клэй, казалось, этого даже не заметил, но Алфи помахал ему рукой.