Винни нигде не было.

* * *

Конечно, Пайпер не была чудовищем. Многие их тех, кто плохо знал ее, считали Пайпер главным источником бед в жизни Винни, но они не понимали: она никогда не причиняла ему боль намеренно. Пайпер никогда не поднимала на него руку, не унижала, не пыталась его изменить, не вымещала на нем злобу, которой в ней в общем-то и не было. Временами она срывалась и, наказывая Винни, заходила слишком далеко, но чаще защищала его, восхищалась им, хохотала над его шутками. Пайпер не заслужила того, чтобы ее обвиняли во всех грехах. Если она и была в чем-то перед Винни виновата, то только в том, что недостаточно сильно его любила. Достаточно, чтобы иногда им было хорошо вместе, пока они, поедая чипсы, высмеивали героев какого-нибудь романтического ТВ-шоу или проверяли на наличие магических свойств очередной предмет. Или разыгрывали учителей Винни, придумывая самые неправдоподобные причины для его прогулов. Достаточно для всего этого, но не для того, чтобы пожертвовать ради него своей мечтой.

Появление на свет сына не сделало Пайпер взрослой. Она так и не научилась брать на себя ответственность, но Винни и не хотел превратить ее в родителя из рекламы кукурузных хлопьев. Ему и в голову не приходило в чем-то ее упрекать, даже когда она подолгу оставляла его одного в гостиничных номерах или когда он недоедал, недосыпал, замерзал зимой в неподходящей одежде. Единственное, что мучило Винни, – это то, что Пайпер не тянулась к нему так, как он к ней. Не была готова проводить с ним каждую минуту своей жизни. Но разве можно требовать взаимности от случайного попутчика, иногда от скуки или одиночества проявляющего к тебе доброту? Винни не требовал ничего, только тихо радовался редким моментам счастья, но и они, как бы Пайпер ни старалась, были отравлены непроходящим предчувствием скорого прощания с ней.

То, что это прощание неизбежно, было ясно с самого начала. Сколько бы Винни ни внушал себе обратное, в глубине души он знал, что однажды Пайпер не вернется. Предопределенность разлуки сквозила в ее мягкой улыбке, всегда будто извиняющейся за что-то; в нескрываемом раздражении в дни, когда он становился чересчур навязчивым; в стихийных порывах нежности, накатывавших на нее в минуты тоски или хмельного веселья. Пайпер никому не принадлежала. Она всегда стремилась куда-то, и Винни не был тем, кто смог бы ее приручить. Ее взгляд никогда не задерживался на нем, даже если бывал ласков. Ее руки, едва коснувшись его щеки, тут же находили новую, более увлекательную цель. Загоревшись очередной идеей, Пайпер отдавалась ей целиком и не жалела о том, что оставляла позади. Она легко освобождала себя от любого бремени, будь то щенок кокер-спаниеля или ее собственный ребенок.