Светлый фон

– Знаете, вы ведь тоже совершенно традиционный персонаж, Родион Александрович, –  задумчиво проговорил он. –  Тот самый харизматичный убийца-мизантроп с замашками интеллектуала, который обыкновенно всем так нравится. Если бы вы оказались героем какой-нибудь книжки, то читатели –  а читательницы тем паче! –  покоя бы не давали автору, вопрошая, когда вы снова появитесь на страницах. Честное слово, кабы не обстоятельства нашей встречи, не знакомство это случайное, я бы все равно нанял вас воспитателем для мальчишек именно потому, что вы, хоть и спорите со мной из какого-то духа противоречия, по глубинным своим убеждениям мало отличаетесь что от меня, что от Германа Германовича. Мы с вами одинаковы, Родион Александрович. Разница лишь в том, что у меня хотя бы руки чистые, а вы и их замарали. Но это в данном случае даже лучше. Когда дело доходит до драки, всякому хочется, чтобы на его стороне воевал не гуманист, а психопат.

Нам нужно воспитывать тех, кто сможет драться за нож в грязи, а не изнеженных, ни на что не пригодных снежинок, в которых поначалу все видели будущее, нянчились с ними, а теперь понимают, что эти растительноядные потребители рафа на молоке из цветков сирени глупы, ленивы и ни на что не пригодны. И кстати, если уже речь зашла о драке… Не желаете ли сегодня присоединиться ко мне и господину Дунину на презентации курсового проекта? Настойчиво вас приглашаю. Начало в десять часов вечера на пустоши, там, где проходила охота. Погода, правда, не благоприятствует, но не отменять же, в самом деле…

– Как я найду точное место?

Фон Зильбер улыбнулся и загадочно вымолвил:

– Ориентируйтесь на огни.

* * *

Чарующее воздействие хереса ощущалось довольно заметно: в шаге появилась мягкость лунной походки, а в мыслях –  непринужденная легкость. Вместо того, чтобы подняться к себе, я прошел темными коридорами мимо Аудитории, спустился по главной лестнице в холл, миновал Большую гостиную и вышел через застекленные двери наружу. Ледяной ветер хлестнул по лицу крупным дождем. Я облизал губы: вода показалась сладкой, как детская газировка. Мое внимание привлекал черный джип Дунина, стоящий рядом с конюшней; в странном выборе места парковки было что-то неправильное. Инстинктивно склоняясь под упругими порывами ветра и холода и чувствуя, как стремительно промокает насквозь водолазка, прилипая к телу, будто стылый компресс, я трусцой пробежал мимо автомобиля, обогнул конюшню и толкнул заднюю дверь. Внутри пахло животным теплом, навозом и сеном. В полумраке я увидел Архипа, стоящего в проходе между стойлами и необычно оживленно размахивающего руками, словно бы разговаривая сам с собой. Он тоже заметил меня, заметался, подбежал к стене, снял с крюка какую-то упряжь, повертел в руках, повесил обратно и замер, скрючившись, не зная, что еще предпринять. Я неподвижно стоял в дверях; моя длинная черная тень от уличного фонаря тянулась от порога через всю конюшню и почти касалась его ног. Немая сцена длилась с минуту, а потом я медленно направился к Архипу. Он ожил и засуетился. Фыркнула и ударила копытом какая-то лошадь. Моя Сибилла, когда я проходил мимо, сдержанно кивнула мне, и я слегка поклонился в ответ. Архип ждал, оцепенев. Я подошел и спросил: