Харуко, ничего не соображая от страха, все же умудрилась забраться за холодильник и пролезла до самой стены. В узкой щели замелькало окровавленное острие разбитого зеркала; Харуко, не прекращая визжать, заслонилась руками. Осколок яростно кромсал ей предплечья и кисти до самой кости, но не доставал до лица и до шеи. Натиск вдруг прекратился, но в следующую секунду огромный холодильник дрогнул, а потом отлетел, рухнув с грохотом, прокатившимся по всем этажам и перекрытиям старого дома, от чердака, где в углах затрепетала мертвая паутина, до подвала, откликнувшегося басовым гудением труб. В разные стороны побежали растревоженные тараканы. Харуко в неописуемом ужасе свернулась как черепаха, закрывая грудь и лицо; неровный треугольник окровавленного стекла взметнулся вверх, завис на мгновение, как клинок палача, а потом стремительно упал вниз, войдя в спину меж ребер, пробив тело насквозь и вонзившись в коленный сустав.
Из кухни в коридор протянулась цепочка неровных окровавленных отпечатков. Пока неведомый, хищный морок кромсал и резал Харуко, Лиля опрометью бросилась к входной двери. Засов, звякнув, мигом отлетел в сторону. Она дернула ручку – дверь оказалась закрыта на нижний замок. Лиля метнулась к ключнице, краем глаза заметив какое-то призрачное движение: кто-то приближался к ней со стороны кухни. Лиля застонала, сдернула с крючка связку ключей, нашла нужный и замерла.
В замочной скважине торчал еле заметный металлический обломок другого ключа, намертво заклинивший замок.
Ключи упали из рук. Лиля почувствовала чье-то присутствие за спиной, как будто кто-то стоял рядом с ней, совсем близко. Она нашла в себе силы обернуться: прямо перед ней сверкали серебром страшные и восхитительные глаза.
– Как красиво, – успела шепнуть Лиля. Последним, что она почувствовала и услышала, был хруст ее скручивающихся шейных позвонков.
– Эй ты.
Вика совершенно четко видела, кто стоит перед ней. Она оказалась в коридоре в тот момент, когда серебристая тень настигла Лилю у входной двери. Сначала силуэт казался немного размытым, но сейчас обрел явственный облик. Время замедлилось, окружающее стало словно прозрачным и чистым, и в этой хрустальной тиши бесконечного мига Вика видела, слышала, воспринимала предельно ясно клокотание крови в разрезанном горле, шипящий хрип, с которым воздух выходит из пробитого легкого, угасающее биение сердца, стук капель воды, ручейком бегущей через стол из опрокинутого чайника, встревоженные голоса соседей двумя этажами ниже, гитары уличных музыкантов на площади за окном; существо, стоящее напротив нее, похожее на какое-то изображение из учебника по древней истории; она сама – и ей вдруг стало совершенно понятно все про себя, все обрело смысл, объяснение, суть.