Но, заглянув за дерево, увидела лишь одинокий брошенный плащ. Красная тряпка повисла на сучке, как флаг побеждённых.
Тут Лина испугалась по-настоящему.
Побледнев, схватила Ольху за руку. Подруга, жалобно пискнув, прижалась к княжне.
— Думаешь, с ней что-то стряслось? Думаешь, её съели волки? Или Совы? — прошептала она.
— Не глупи, ты разве видишь тут кровь? Наверняка она просто потеряла нас, пошла к поляне, а плащ потеряла по дороге, потому что торопилась…
Голос звучал не так уверенно, как хотелось.
— Она знала, куда идти. Я думаю, нам следует пойти в ту сторону, где был плащ.
— Жаль снега нет, — всхлипнула Ольха. — Пошли бы по следам.
Лина не ответила. Она напряжено вглядывалась в прорехи между деревьями, стараясь разглядеть хоть что-то знакомое, что-то отличное от бесконечного леса. Ощущение, что их просто бросили, накрывало её с головой, хотя она прекрасно понимала, что с подругой, скорее всего, случилось что-то ужасное.
Но ничего, они же не так далеко ушли. Сейчас быстро выйдут к терему, соберут дружину и найдут Ведану.
— Покричи её ещё!
— Ведана! Ау! — закричала Ольха. — Ты нас слышишь? Ведааааанааааа!
Лес снова остался безучастным. Ольха тихо заплакала. Лина сжала её ладонь.
— Видимо, она уже у терема. Не волнуйся, мы дотуда быстро дойдем. Не плачь, пожалуйста. Она сказала Никите куда мы ушли, а уж он с собаками нас быстро найдёт.
Это немного успокоило плачущую служанку.
Сухостой цеплялся за юбки, репей лип к подолам. Кукушка звучала издевательски, каждое её “ку” превращалось в: “Ха! Дурочки! Вам всего ничего осталось жить!” Хруст веток за деревьями казался крадущимся зверем.
Дядя всегда говорил Лине, что голова должна быть холодной, а сердце горячим. Но он никогда не говорил, что делать, если заблудишься в лесу в конце зимы.
А этот совет ей бы сейчас больше пригодился.
Пока они шли вслед за надеждой, стемнело окончательно, и княжне пришлось признать, что направление они выбрали неверное. Остановилась, чтобы не уйти ещё дальше.
— Нет, Ольха. Давай повернём назад. Рано или поздно мы выйдем к поляне.