Думать трудно: лед летит крупными обломками, сыплется крошевом. Яков отчаянно спешит, дышит со стонами. Ложное лето дрожит, как гаснущая свеча, а внешняя тьма сжимает ладони, готовясь раздавить свет без остатка.

Еще несколько ударов топора! Приходится защищать ребенка, заслоняться самой от осколков. И все же успеваю заметить: в ледяное основание вмуровано тело. Даже лицо могу разобрать, молодое, почти детское. Задыхаюсь от жути: скрюченный мертвец распахнул глаза! Они – яркие, полные летней синью, живые и страдающие…

Яков выпрямился, стер пот.

– Сам выползешь? – вопрос прозвучал, как приказ. Яков положил топор рядом с телом синеглазого. – Презираю слюнявые благодеяния. Пользы от них никакой. Особенно таким, как ты и я. Учись бороться, даже без надежды победить. Однажды найдешь свою настоящую цель, свой подлинный смысл. Ты возвращаешься, потому что этот смысл у тебя есть, он для тебя так велик, что смерть его не стерла. Понял?

Синеглазый согласно моргнул. Я собралась задать сотню вопросов и обязательно помочь новому выползку, ведь он точно – выползок… Но Яков приказал: зажмурься. Рывком повернул за плечи, обнял со спины.

– Ветер будет толкать, но упасть нельзя. Неси пацана и помни, ты в ответе за его жизнь. И думай: как разбудить? Мать предала его. Микаэле не поможет, сам в беде. Старшего брата он не встречал. Нет сердечной родни, нет любви и заботы. Все. Нам пора.

Тоннель сразу оглушил, ослепил и заморозил. Ветер рвал плащ, путал им ноги. Но за спиной был Яков! Он принимал удар, а мне оставалось лишь перебирать ногами и считать шаги, сбиваясь снова и снова. Пусть, мне довольно и мысленного «раз-два, раз-два». Я слишком устала для сложных дел. Упала бы, но с некоторых пор впереди вышагивает Дымка, и путь делается… ровнее? Среди подсолнухов кота не было. Откуда взялся? Ставит лапы по линеечке, несет хвост и завывает, оглушая буран. Всем котам кот!

Обратный путь казался бесконечным, но оборвался резко: я шагнула в обычный мир. Опустила малыша на обычное крыльцо, вдохнула обычный воздух. Дело – сделано, душа знает это и радуется! Над тучевым морем осени, далеко и высоко, греется рассвет. В сумерках парка разгорается ранняя осень: рябина трепещет факелом, винно-бордовый клен пьяно хлопает пятернями листьев…

Я – дома! Эти слова очень важно сказать Якову, он поймет. И еще надо поблагодарить. Если б не Яков, я не узнала бы о себе ничего, не спасла мальчика, не…

Оборачиваясь, я заготовила улыбку – и споткнулась, упала на колени. Я-то дома, а вот он… Тьма все еще лежит за порогом, она клочковатая, похожая на свернувшуюся кровь. И она уже отделена от мира людей: подобие темного стекла колеблется в дверном проеме, утолщается, все надежнее отделяет ночь от рассвета… ледяная тень отступает, редеет – но там, в ее сердцевине, остается Яков. Мне, вне дома, Яков кажется призраком, он выцветает, меркнет… Его виноватый взгляд остро царапает мою душу: «Прости»!