Несказанное вслух вспыхивает болью! В этой горькой, большой боли мне делается ясно: выползок заранее знал свою обреченность. Вот почему не договаривал о подробностях ночи и наоборот, спешил изложить то, что будет важно утром: смысл слов хиена мара, пробуждение Паоло, и даже то, что вне парка меня ждет его человек.

«Окно все-таки разбилось. Я понял, едва шагнул в парк. Но даже уцелей стекло… Юна, я не рассчитывал вернуться. Вошли двое живых, и отпустили без осложнений двоих. Такова хиена мара. Тропа во тьму взимает плату, всегда», – Яков думал намеренно громко.

– То есть… выползешь после? Не сегодня? Весной? – ломким голосом уточнила я, хотя не верила в свои примитивные надежды.

Он промолчал.

– Яков, не смей! Ну что за привычка? Ты намеренно подставился. Ты привык захлёбываться кровью вместо всяких там волчат… Снова и снова. А я? Мне приходится смотреть из жизни на… это. И полное бессилие, полное! – Я кричала, и мне делалось все хуже. Тьма редела, Яков пропадал. Скоро рассвет вызолотит порог, и тогда все закончится. – Не смей! Не уходи! Ты нужен мне…

Крик сошел в шепот. Я боялась отвести взгляд, потерять последнюю нить, связующую нас. Ладони судорожно ощупывали плитки порога, перебирали наметенные ветром листья, камешки, ветки. Что я искала? Что могло сгодиться? Да будь в мире удобная выручалочка, Яков подсказал бы…

– Яков! Яков, я не могу отдать тебя хиене. Яков, у нас общие сны. Ты влез в мою душу. Яков, я только с тобой веду себя, как живая. Яков, не уходи…

Вдруг пальцы нащупали что-то… сжались, и я сразу поняла: это сабля! Та самая, серебряная и яркая, с неё началась тропа за порог, когда Яков вычертил контур двери – словно срезал печать тайны.

Сабля охотно легла в ладонь. Горячая: она еще помнила руку Якова. И я решилась. Не знаю, умно это и глупо, верно или бессмысленно. Иного не успею, не придумаю. Я зажмурилась, сжала зубы – и полоснула по руке выше запястья. Закричала, передумала, испугалась… но дело было сделано, кровяные нити оплели клинок, рукоять.

– Кровная связь – самая сильная, – губы помимо моей воли повторили слова Агаты, сказанные давно и по иному поводу.

За порогом тьма окончательно побледнела, я не видела фигуру Якова, но еще ловила блеск его взгляда. Якову было больно, он противился моему решению. Значит, в нем есть какой-то смысл?

Слабой рукой я вцепилась в лезвие, толкнула его за порог, рукоятью вперед.

– Держи. На, держи! Кто позволил тебе решать за меня? Я что, чужая? Я дала тебе имя! А ты – распоследний обманщик. Не смей пропадать. Не сдавайся. Яков! Яков, ты не можешь предать меня. Уйти – это предать. Не предавай меня. Только не ты, пожалуйста…