Ни слова говоря, эльфийские ведьмы расступились, и Даэн, истолковав этот жест как приглашающий, вошла под арку. Птицы шли рядом, молчаливые и непривычно тихие. Внутри зал оказался маленьким, невысоким, и потолок его был усеян россыпями мелких-мелких кристаллов, больше похожих на звезды. У стены напротив входа стояла узкая чуть изогнутая дугой белая лавка. А больше ничего в комнатке и не было, не считая одинокой статуи, изображающей печальную женщину в ниспадающих одеяниях. Волосы женщины спускались мягкими волнами до самых колен, а в своих ладонях, сложенных чашей, она держала цветок, похожий на колокольчик. Даэн усмехнулась: в чаше белых рук лежала горечавка.

— Садитесь, — проскрипела эльфийская ведьма, и все трое прошли к лавке, опускаясь на выглаженный камень. Знающие подошли к ним, становясь напротив. Атеа, до этого молчавшая, все-таки не вытерпела.

— Госпожа Знающая, а можно меня излечит самая красивая из вас?

Ведьма хрипло рассмеялась — точно так же смеялась колдунья Гаэра в Гильдии, Даэн помнила. И как и у Гаэры, в холодных глазах эльфийки не было ни единой искорки смеха.

— Шутница. Сдается мне, тебя и не надо лечить — вон как зубки скалишь. Знать, и не умрешь.

— Прошу простить мою сестру, госпожа Знающая, — Даэн исподлобья взглянула на Лебедя, и та чуть вжалась лопатками в стену, — Она не хотела обидеть вас. Прошу вас, помогите и ей — нас ранили дикие, и…

— Я знаю, кто вас ранил, — перебила ее седая ведьма, морщась словно от зубной боли, — И до слов твоей девицы дела мне нет. Может хоть догола раздеться, если ей захочется — только пусть помолчит. Тени любят тишину. Леинавар, — молоденькая эльфийка встрепенулась, вопросительно взглянув на старшую, — Иди к шутнице, твоей силы на нее хватит. Тэаргавар, — женщина в капюшоне не шелохнулась, стоя напротив Даэн, — Излечишь старшую.

С этими словами эльфийка подошла к Меред, приподняла ее лицо, внимательно изучая его взглядом, хмыкнула и возложила ладони на голову Птицы. Большего Даэн не увидела — чьи-то холодные руки коснулись ее подбородка, и Коршун повернулась, вглядываясь во мрак под серым тяжелым капюшоном. То ли дело было в тусклом свете, то ли в том, что все эльфийки отличались бледностью, но ведьма по имени Тэаргавар казалась совсем уж серой, и губы ее были бескровными. Даэн что-то пугало в ней, отталкивало, но жесткие пальцы держали крепко, и отвернуться возможности не было. Затем колдунья отпустила ее лицо, и Даэн ощутила лед ее ладони на своей макушке.

Мара лечила совсем по-другому. Даэн хорошо помнила теплое сияние, мягкое и родное, такое нежное, словно утренняя зорька, или вода в прогретых солнцем лесных прудах. Когда ведьма Гарварнского леса лечила Меред, ощущение было таким, словно весь мир очистился от темноты и грязи, словно все живое только что умылось сладким весенним дождем, и ласковый ветер высушил влагу на листьях, травинках и на ее собственной коже. И пусть за окнами тогда выл стылый зимний ветер, а в сердце Даэн распустилась водяной лилией весна.