Шедавар перевела дух и отхлебнула меда из фляги. Темное золото ее глаз казалось древним, видевшим тысячи лун, и Даэн поймала себя на том, что слушает ее, словно ребенок, завороженный страшной и горькой сказкой, которая когда-то давно была правдой.

— Лорелей говорила в своем послании, что они не верят вам, — Шеда скосила взгляд на Даэн, и Птица непонимающе вздернула бровь. Эльфийка пояснила, — Люди. Презирают вас, считают стайкой ополоумевших баб, что верят во всякую чушь. Вряд ли они помогут нам сейчас. Они ведь защищены, — последнее слово отдавало ядом.

— Это так, — Даэн устало смахнула непокорную прядь со лба, — Если узнают, откуда мы — чураются как прокаженных. Даже здесь, поблизости, хоть по твоим словам и не должны.

— То, о чем я говорю, — Шедавар развернулась к ней, усмехаясь краешком рта, — Все обо всем забыли. И никому вы не нужны со своей правдой о грядущем холоде и смерти. Тем они и защищены, Даэн — своим неверием. И умрут они вот так же — не веря. Не видя. Никто из них не пожелает видеть правды.

— Да какая же это защита? — Птица поневоле потянулась рукой к Крылу. В ножнах покоилась единственно верная, самая надежная броня для нее, которая только могла быть.

— Ну, вот такая вот дерьмовая защита, — согласилась Шедавар, и Даэн хмыкнула. Королева отвернулась, разглядывая свой город, что разросся внизу и вокруг. Лицо ее посуровело, становясь каменным, — Ты спрашивала, кто еще защищен? Эльфы. Наши любезные лесные братья, — она недобро улыбнулась, — Они слишком далеко отсюда, и слишком заняты своими играми в войну. Там постоянно что-то происходит. Вестей до меня доходит немного, но и этого хватает — Верданор не прекращает войн, притом со всем, что под руку попадется. Вот уж интересно, как тамошний государь со своей тенью не борется. А Аларис вообще закрыт, защищен целиком и полностью, и оттуда — тишина. Что там, я понятие не имею. В общем, лесным эльфам тоже никакого дела нет, что тут происходит. До них не дойдет. Их это не касается, — королева помолчала. Когда она заговорила вновь, голос ее был тих, и в нем звенела отрешенность, — Я могу тебе перечислить еще кучу тех, кому дела до Изломов нет. Аргумент — они защищены. Мы с тобой — беззащитны. Твоя Знающая беззащитна. Мой народ беззащитен, потому что никто не придет к нам на помощь. И сейчас я пытаюсь сделать хоть что-то, что могло бы спасти нас — и мои же люди с упрямством горных баранов мне мешают. Потому что считают, что их уберегут, когда на самом деле никому мы не нужны. Эти глупые женщины, так уверенные в собственной правоте, не желают раскрыть глаза и увидеть, что же там стоит выше их богини. Моей богини. Они смотрят лишь на нее и думают, что могут читать ею волю, слышать ее чище, чем кто-либо другой. Они погрязли в собственной гордыне, как погрязли мы сотни веков назад, когда отказали в помощи нашим братьям. Я не хочу повторять ошибок былого, Птица Даэн. Не хочу смотреть, как все, что я любила, обращается пеплом и утекает сквозь мои пальцы — а мне говорят, что на то воля богини. Неужели богине угодно уничтожить нас, растереть в пыль и развеять по ветру? Как ты думаешь, Птица Даэн?