— Ну, на тебя у меня никаких планов нет, как и на твою подругу, — обворожительно улыбнулась ей Шедавар, — В моих планах — свой народ спасти, а вот что там в планах Лорелей — я уж не знаю. Поди спроси, да только сама. У тебя вон как раз возможность и повод есть — это ее приказ. Так что лети, лебедушка, и вот ее с собой прихвати, там для вас уже снежок у ворот расчитили, тропинку к обители Лорелей вытоптали…
— Хорошо, — спокойно ответила та, только в глазах ее бесы плясали. Она нагнулась еще сильнее, буравя Шеду взглядом, и тихо-тихо, безо всяких эмоций, выдохнула, — Как пожелаешь, моя королева. Я сделаю как ты хочешь. А потом вернусь да спрошу тебя еще раз.
— О, ну тебя всегда рады видеть в моем королевстве, — эльфийка прижала руку к груди, широко раскрыв глаза и предельно честно глядя на девушку, — Особенно в Доме Знающих.
Атеа лишь дернула уголком рта, и губы ее растянулись в кривой усмешке. Она хороша. И впрямь хороша. Шедавар отогнала от себя мысль, так невовремя закравшуюся в голову, а затем повернулась к Даэн и Маре.
Коршун все так же сидела, опираясь на колено, и о чем-то размышляла. Меж ее бровей залегла задумчивая складка, и Шедавар отметила, что женщина эта могла бы стать королевой — или главой своей Гильдии. За ней люди пошли бы хоть на край света, хоть по Звездной Тропе, что летними ночами мерцала в ночном небе над горными хребтами, хоть к самому сердцу земли. Даэн казалась ей надежной, непреклонной, твердой, и только она могла сделать то, что задумала Лорелей. Она и ее ведьма.
Колдунья Гарварнского леса впечатлила ее еще в первый раз, когда только появилась в Лореотте. Что-то в ней было такое, что заставило Шеду всматриваться гораздо внимательнее, чем обычно. Чужеземная Знающая вела за собой жизнь и смерть, что так причудливо сплелись в одну нить — однако сама пыталась разделить их надвое и оставить лишь жизнь для всего мира. Она казалась королеве сияющим кристаллом — оболочкой, проводящей магический свет. Земная женщина, которая несла божественную волю, в одной руке держала знамя войны, а в другой — знамя мира, и Шеда видела это так ясно, словно прямо перед ней на ветру развевались полотна: черное и белое. Эльфийка почему-то верила: Мара сумеет справиться. Даже если останется совсем одна. Впрочем, ее рука почти касалась руки Даэн, и даже в этом Шедавар видела невероятную силу и нежность — пусть и нежность неприкосновения. И если Мара была мечом, то Коршун стала ее щитом, и разрушить его не сможет ни время, ни самые страшные битвы.
Даэн, потирая подбородок, выпрямилась. Полуобернувшись к Шеде, она склонила голову набок, внимательно разглядывая королеву: