Играйте, дети холмов и дорог. Будьте всегда легки и светлы, несите людям радость — что еще вам, бездомным, остается?

Атеа, перегнувшись через стойку, о чем-то беседовала с хозяином постоялого двора, но в здешнем шуме разобрать слов Меред все равно не могла. Мимо них ужом юркнул седовласый мужчина в синем кафтане с широкими рукавами, и Птица заинтересованно проводила его взглядом: синий был цветом сказителей. И точно — человек легким прыжком взобрался на сцену, и в общий гвалт вплелся одобрительный свист и радостные окрики.

— Сказание о походе короля Эндара!

— Троллева царевна!..

— «Море забрало их»!

Мужчина широким жестом призвал толпу к молчанию, поднимая руки и разводя их в стороны, и васильковая ткань мягкими волнами заструилась по воздуху. Люди затихли, и Меред ощутила их молчание почти что на вкус: они ждали чудо, маленькую сказку, и взрослые сердца трепетали от предвкушения, дрожа в едином ритме и наполнившись единой мольбой. Человек оглядел зрителей, почему-то задержав взгляд на Птице, а затем загадочно улыбнулся, чуть склонив голову набок.

— Как много знакомых названий я слышу — стало быть, здешние люди чтят свое прошлое, — народ вновь одобрительно загудел, и на этот раз сказитель не стал их останавливать. Дождавшись тишины, он деланно нахмурил широкие брови, подпирая рукой щеку, — И я даже не знаю, должен ли предлагать вам новую историю…

— Отчего же и нет? — выкрикнула какая-то молоденькая девчушка, и люди поддержали ее: мол, всем известные сказания они и сами сбаять могли, а коли уж есть неизвестная никому легенда, то лучше ее пускай менестрель расскажет. Мужчина покивал головой, щуря ясные хитроватые глаза, а затем вздохнул:

— Ну что ж, коль вы и впрямь хотите услышать… — он неуловимым движением достал из-за пазухи перевязь крохотных узких, словно трубочки, колокольчиков и вытянул ее так, чтоб все смогли разглядеть. Выражение его лица стало задумчивым, почти что печальным, — Никто и не знает, что это — новая байка, родившаяся на рассвете нового дня, или забытая всеми быль, которую теперь никто и не упомнит. Эту сказку напел мне ветер, когда я прогуливался по стеклянным садам забытого эльфийского города Эредана. Лишь туман нынче бродит по белокаменным дорожкам среди полуразрушенных беседок из фигурного стекла и сонных, навеки уснувших деревьев. Там я блуждал в одиночестве, и печаль покинутой земли текла по моим венам, смешиваясь с моей кровью. Сумерки ступали следом за мной, и последние лучи солнца танцевали внутри цветных стеклянных колонн, расцвечивая дорогу под моими ногами. Тогда была осень… Птицы летели прочь, за моря — я слышал их хриплый клекот в вышине, и тоска заполнила все мое сердце. Но в том безмолвии я вдруг услышал тихий-тихий, едва различимый звук. Вот этот, — во второй его руке, выскользнув из рукава, появилась тонкая металлическая палочка с узорной резьбой на полых боках, и сказитель легонько тронул ею один из колокольчиков. Тихий нежный перезвон разнесся по залу, и Меред невольно пригляделась повнимательней к перевязи: простая скоморошья безделушка не могла издавать такой звук — молодая женщина хорошо знала, как поют колокольцы бродячих артистов. Неужто и впрямь эльфийская? Мужчина между тем продолжил, — Музыка ветра. Раньше, еще до того, как люди научились строить города и корабли, эльфы уже творили такие колокольчики и развешивали их в своих садах, поднося их песнь в дар небу. Ветви деревьев были украшены перевязями, и волшебная музыка лилась из каждого уголка заповедных эльфийских земель. Говорят, в Аларисе, что за лесами и горами, до сих пор звучат эти напевы — но вряд ли люди услышат их вновь… Быть может, только в покинутом, опустевшем Эредане — да еще здесь, в этом зале. Мы с вами счастливцы, любезные мои друзья.