В тишине, повисшей в зале и заполненной лишь тихим напевом струн, невесомо прошелестело:
— Ложь.
Никто, кроме нее, не услышал брошенного слова — внимание толпы целиком и полностью принадлежало седовласому мужчине. Меред повернула голову: Тэарга сидела на высоком стуле рядом с Птицей, сложив узкие ладони на коленях, и лица ее по-прежнему не было видно. Меред нахмурилась — неужели ведьма знала эту историю? Сама девушка слышала ее впервые, хоть и немало проходила со скоморохами…
— Я подошел к ней, — сказитель чуть наклонился вперед, и колокольчики в его руках запели, замерцали волшебным серебром, — И, робея, все же обратился к ней. «В садах и городах моей земли…», молвил я, «…есть множество прекрасных цветов, что распускаются с приходом ночи, но ни один из них не смог бы стать равным тебе, ибо никогда я не видел такой красоты. И никогда — такой печали». Прекрасная незнакомка подняла на меня взгляд, и голос ее, наполненный соловьиными песнями и шепотами осенних ручьев, коснулся, казалось, моего сердца. «Ты, чужестранец, принес печаль в мой край. Твои неловкие, злые руки разрушили все, что я взрастила здесь. Остался лишь один, и нет для меня цветка дороже. Уходи скорее из моего дома, возвращайся в сады своей земли — мою же оставь мне и дай мне оплакать то, что никогда больше не расцветет. Уходи», — менестрель низко опустил голову, и голос его дрогнул, надломился, — Я проснулся в предрассветной тиши Эредана, опустошенный, в слезах. Горечь заполнила мою грудь, как отравленное вино наполняет кубок, и я молил небо простить меня — и весь род человеческий, за то, что мы, быть может, однажды и сделали. И не было конца и края моей тоски. Усталый, подавленный, я шел прочь из Эредана, и последние утренние звезды угасали в вышине надо мной — лишь луна провожала меня, и я понял, что она — последний цветок на небесном поле. Я ушел из эльфийского города и больше никогда не возвращался туда — однако унес с собой память, — он вновь коснулся колокольчиков, и те ответили нежным звоном. Менестрель окинул толпу задумчивым взглядом, опуская руку за пазуху, и медленно вытащил оттуда длинный, похожий на лепесток, осколок стекла. Блики света плясали в нем, касались его сверкающих граней, переливаясь всеми цветами радуги, и толпа стройно охнула. Мужчина улыбнулся, — И много позже нашел это в своем кармане. Осколок звезды из небесного сада прекрасной царевны теперь напоминает мне о том, как хрупка красота, и как неловки человеческие руки, способные самым легким касанием навеки разрушить ее. Берегите это знание, друзья мои. Берегите его. Нет! — он вскинул руку, когда кто-то из зала начал хлопать, а затем медленно прижал палец к губам, — Сохраните тишь до того, как звезды над нами не потухнут. Почтите вместе со мной эту память.