— С вами, с вами, голубушка, — забормотал тот, кое-как удерживая в дрожащих руках поводья и старательно отводя взгляд.

Атеа, ни слова больше не говоря, тронула лошадь каблуками. Несмотря на то, что все закончилось, на душе было неспокойно — до города оставалось еще около двух верст, и кто знает, что ждало их на пути дальше. Пока что Дар Хартанэ молчал, но она не могла позволить себе расслабиться полностью. Ярис еще не взошла на самую высь, но дикие уже рыскали вокруг, поджидая путников, нападали на деревни, не обнесенные оборонительными стенами, и только боги видели, сколько их могло быть здесь. И с каждым днем тревога в сердце Атеа нарастала, хоть и никаких внешних признаков того она не подавала. Никто понятия не имел, сколько времени осталось до того, как Дикая Охота начнется, и Лебедь очень боялась, что они могут не успеть. Оставалось только, как и всегда, бороться со своими страхами так, как стало привычно за долгие годы, и Атеа знала: уж в чем-чем, а в этом она преуспела.

Холодные звезды усыпали небо мелким крошевом сияющего стекла, когда на горизонте показался силуэт города. Теплый свет окошек призывно мерцал в темноте, и Атеа ощутила, как от сердца отлегает. Издалека слышалась едва различимая музыка, а это означало, что диких здесь нет, и что город не настигла судьба Серой Топи. Воспоминания о той полузаброшенной деревеньке до сих пор приходили к Птице кошмарными снами, от которых она бежала прочь со всех ног, но покуда сбежать не сумела.

Ехали они в полном молчании, и встретивший их у городских ворот страж долго с сомнением оглядывал их. Впрочем, Атеа наплела ему с три короба вранья, примерно такого же, какого наплела Айлеку, и вскоре их впустили за стену. Возница тут же поспешил распрощаться с девушками, ретировавшись куда-то вместе со всей своей поклажей, и отряд неспешно побрел к городскому постоялому двору, откуда и долетала музыка.

— Зачем ты рассказывала старику весь этот бред? Какие еще Гнилицы, богиня? Какие обряды?..

Атеа, успевшая забыть о некоторых пикантных деталях своего рассказа, с полминуты соображала, о чем идет речь, а затем фыркнула:

— А что, надо было ему выложить историю нашей с тобой жизни? Чтоб он поплакал? Забудь, Меред — мы не увидим его больше никогда, и он нас, даст богиня, тоже. Вон, прислушайся лучше: кажется, в городе скоморохи — слышишь, какой гвалт из едальни? Пойдем скорее, может, там твои приятели детства. Помилуетесь.

И, провожаемая тяжелым взглядом подруги, Атеа направила лошадь прямиком к конюшням, ютившимся сбоку от постоялого двора. Из головы не шло странное чувство: Лебедь поняла, что впервые в жизни была готова к нападению, и сейчас смотрела на все произошедшее со стороны. Словно это было не с ней, а с кем-то другим, а она лишь холодно наблюдала за тем, как от ее руки умирают дикие. Лебедь знала — так бывает, когда привыкаешь к постоянным стычкам с духами. Разве что проблема была в том, что она еще не привыкла и не могла даже помыслить о том, что однажды привыкнет. На сердце почему-то стало тяжело. Впрочем, знать об этом не следовало никому.