Мара ощутила, как в сердце что-то звонко искрится и поет — словно Бессмертный смеялся над глупостью этих людей, над их слепотой. То, что они называли Криницами Ардаш, на самом-то деле было волшебным местом — если Мара все верно поняла. Она хорошо помнила заросший изумрудными плющами склон, сияние болотных огоньков в бархатной темноте за бахромой окаема, синие звезды в глубине древних камней — и воду, в которой отражалось движение миров и галактик. Криница Бессмертного была величайшей тайной Гарварны, звездной колыбелью и звездной усыпальницей, и едва ли соборники видели ее хоть однажды — леса слишком хорошо прятали свои секреты.

Что же было дальше? Ведьма приказала себе спрятать улыбку в уголках губ. Словно услышав ее мысли, женщина продолжила:

— К счастью, у дочери Темной хватило ума осознать то, что она сделала. Женщина вышла против Охоты и сразилась с Ярис, воплощением Темной. Скорее всего, она использовала Криницы Ардаш как-то иначе, сумев заточить Ярис на какой-то срок. Однако все было зря — хаос мира вырвался, ощутив зов первой из ведьм, и с тех пор богиня беснуется, пытаясь все переиначить, пытаясь добиться своей цели. Следом за Хэллэ — той женщиной, что осмелилась соединиться с Криницами Ардаш, в мире появились и другие; они, как и первая, тянулись к Темной, экспериментировали, пытаясь переплести энергии Ардаш и Леор и создавая новую веру, что стала водой, растворяющей даже самый надежный фундамент. Старая память крови, память веры — еще живет, а потому все люди, кланяющиеся Светлому, сторонятся вас. Однако все больше тех, кто, глядя на вас, решают, что вы поступаете правильно. И вы забираете их. Так что же, ведьма Гарварнского леса, кто из нас нуждается в большей помощи — ты, приспешница Темной и виновница Изломов, или же мы, сторонники и защитники Светлого?

Она замолчала, буравя ведьму темным взглядом, а Мара смотрела на нее и думала о том, насколько же глубоко они заблуждались, разделив мир на Темную и Светлого, поделив то, что неделимо было по своей природе. Им хотелось логичного объяснения, хотелось однобокой истины, которая смогла бы прикрыть их, спасти их религию и убедить весь мир в том, что они были правы. Однако время перемен близилось, и его поток Мара ощущала всем телом, каждой своей частичкой — так остро, словно сама была этим потоком. Усмехнувшись, она покачала головой:

— Вы баете мне о кристаллах-правде и о воде-лжи — но ответьте мне на один вопрос: разве истинную веру, настоящую и нерушимую, может разрушить хоть что-то в мире? Разве истинную веру растворила бы вода? Творец не делит своих созданий по окраске, облику, форме — так зачем ему делить энергии, что пронизали все живое и позволили ему дышать?