Соборники переглянулись, и по светлому залу прокатился смех. Он отражался эхом от стен, потолка, даже от воды, застывшей зеркалами в чашах. Третья женщина, чьи светлые льняные косы были перевиты в одну, покачала головой:

— Едва ли нужно будет защищать Эллоин от Охоты, даже если вы не лжете нам, и Королева Зимы и впрямь очнулась — в чем лично мы сомневаемся. Ее упокоили Светлый знает сколько времени назад, и больше она не являлась сюда. Сила давным-давно оставила ее, и эта угроза так же эфемерна, как россказни скоморохов. И даже если дикие духи собираются в стаю, они остаются проблемой ваших территорий — никак не наших.

— Глупо полагать, что волна до вас не докатится, — Мара подняла взгляд на нее — кресла стояли на небольших приступках, — Мы — на одном берегу, и шторм смоет нас всех, если мы не станем вместе.

— Да как ты смеешь говорить такое, сестра Темной?!.. — зашипел мальчишка в красной мантии, совсем еще молодой, с беспокойными бледными руками и узким, некрасивым лицом. Он со злостью смотрел на лесную ведьму, и ярость его напоминала лесной пожар, в котором лишь сам он себя губил. Седовласый мужчина успокаивающе приподнял руку.

— Тише, тише, брат. Эти женщины — гостьи нашего края, — он обернулся к Маре и Даэн и чуть склонил голову, — Я прошу простить вас нашего брата. Он еще юн, а молодости свойственна горячность. Полагаю, вам хорошо это известно.

— Конечно — мы тоже были юны и глупы в свое время, как и всякий человек под солнцем, — отчеканила Даэн, чуть наклоняя голову вперед. Глаза ее недобро щурились, — Однако жизнь на севере очень быстро остужает излишний пыл, а поэтому мы можем судить о всей серьезности происходящего здраво и взвешено. Мы бы не пришли просто так ко двору Алосты. К тому же, — добавила она, чуть заметно повышая голос, — Келерийская Гильдия испокон веков почитала богиню Хартанэ, высшую ипостась Светлого, осмелюсь напомнить вам, если вы позабыли. А посему обвинять нас в посредничестве Темной — по меньшей мере, недальновидно.

Последние слова она вымолвила, не сводя тяжелого взгляда с молодого паренька, облаченного в алые одежды. Тот заметно стушевался, побледнел, однако Мара по-прежнему ощущала его бессильную злость, напоминавшую жар раскаленных докрасна углей. Тронешь — обожжешься, да так, что кожа еще долго будет болеть и нещадно зудеть. Проще и вовсе не прикасаться. Седовласый мужчина плавно поднялся со своего кресла, небрежно оправляя складки песочного плотного шелка своего балахона, и подошел к одной из высоких медных чаш, наполненных водой. Его коса, щедро пересыпанная пеплом, спускалась толстым канатом на его грудь, и по всей длине ее перехватывали золотые и медные кольца. Мужчина неспешно закатил рукава, обнажая сухие предплечья, исписанные тонкими узорами вен, а затем искоса взглянул на женщин.