— Выбралась, бабуля, — спокойно кивнул Яромир.
— Что ж ты оплошал-то, яхонтовый?.. Взобрался на тын — так уж перелазь, не сиди враскорячку! Надо было или дожарить, или совсем не трогать! Сестрица у меня стервь злонравная, злопамятная, не простит она вам эдакой шкоды!
— Не простит, — согласился Яромир. — Поможешь ли, бабуля?
— А это, милок, смотря в чем… — хитренько ухмыльнулась Овдотья Кузьминишна. — Ну давай, обскажи бабушке все как есть, ничего не утаивай…
Иван мгновенно заскучал. Яромир в очередной раз завел длинный и скучный разговор, в котором он, простой и бесхитростный княжич, понимал дай бог половину. А то и еще меньше.
Баба-яга и волколак толковали довольно долго. Яромир подробно рассказал старой ведьме обо всем, что только приключилось за последние седмицы. Та хмурилась, бормотала себе под нос, неодобрительно цыкала зубом.
То, что эти двое чуть не прикончили ее названую сестру-ведьму, Овдотью Кузьминишну нимало не огорчило — пусть хоть совсем сгинет, старая людоедка. Бабы-яги живут порознь, да и ладят меж собой хуже кошек дворовых. А вот то, что Кащей, оказывается, похитил ее бывшую чернавку, боярышню Василису… теперь уже княгиню…
Вот это младшей бабе-яге совсем не понравилось.
— Озорник Кащеюшка, ох, озорник… — недовольно ворчала она. — Ладно б для утех сладких девицу скрал — куда ж нормальному мужику без этого дела?.. Так нет ведь — замкнет на семь замков, чтоб никому больше не досталась, а ключ в прорубь спустит… Ни себе, ни людям, скопидом проклятущий…
— Кхы-кхы, бабушка!.. — робко подал голос Иван, смолотивший все печево в одно брюхо и окончательно заскучавший. — Попить не найдется ли чего-нибудь?..
— Попить? — оглянулась Овдотья Кузьминишна. — Да на здоровье, касатик, чего душе угодно! Вот сбитня хлебни, кваску ягодного, взвару сливяного! А то вот медовухи сладенькой испей или киселя вкусненького!..
Иван бросил взгляд на Яромира — тот еле заметно покачал головой. Кисель младшая баба-яга варила по тому же рецепту, что и средняя.
— Благодарствую, бабушка… а только мне б водицы простой… Так уж сладкого объелся — запить бы теперь…
— А, ну так этого добра во дворе довольно, — отмахнулась старуха. — Ступай, касатик, посмотри — там колодезь быть должен. Водица в ней добрая, студеная, аж зубы ломит…
Иван послушно вышел, оставив Яромира с бабой-ягой чинно балакать о всякой всячине. На поляне ярко светило нежаркое осеннее солнышко, в воздухе порхали последние бабочки, кружились комары-толкуны. Недолго им уже осталось плясать — у насекомой мелкоты век короток, живут от весны до осени. Где-то в ветвях стрекотала дряхлая сорока — печально, тоскливо, словно в плакальщицы нанялась.