— Опять за помощью… — покачала головой баба-яга. — Что ж ты, касатик, просто так и не заглянешь, и не навестишь никогда… Совсем позабыл бабушку… И братцы твои все в делах, все в заботе — старшой день-деньской при князе неотлучно, меньшой вовсе по чужбинам где-то летает… Я ж вам не чужая все ж, родная кровь!.. Матушку-покойницу не позабыли еще, а?..

— Помним, бабуля, помним… — вздохнул Яромир.

— Смотрите ж мне, образины мохнатые, не забывайте племяшку мою! — строго погрозила ему пальцем старуха. — Эхе-хе, и надо ж было дуре-девке с этим Волхом спутаться — сама себя загубила… Ну да ладно, что прошло, то прошло, да быльем поросло… Не перекусить ли с дороги, с устатку?..

— Перекусить! — тут же вылез вперед Иван. — А что на обед, бабушка?

— Да всего вдосталь, касатик! — ухмыльнулась баба-яга.

В избе Овдотьи Кузьминишны оказалось куда чище и приглядней, чем у Яги Ягишны. В углу у входа мирно стоит железная ступа с пестом, вдоль стен развешаны душистые травки, печь пышет жаром, на слюдяных оконцах шелковые занавески, на конике кот черный полеживает, песенку поет кошачью.

Стол бабка густо уставила кушаньями — словно чуяла, что гости сегодня пожалуют. Пироги со всякими начинками, кулебяки, коврижки, курники, вареники, сочники, гречаники, ватрушки, галушки, пампушки — на всякий вкус печево найдется. Иван сразу ухватил особо сочный расстегай с рыбой, но тут же схлопотал по руке ложкой.

— Каждому овощу свое время, касатик! — строго погрозила ему пальцем Овдотья Кузьминишна, возвращая расстегай на блюдо. — Сперва жиденькое похлебай, потом уж к тверденькому переходи. Аль дома не приучили?

На первое старуха подала горячие щи из квашеной капусты — с луком, укропом, чесноком, хреном, редькой, салом, сметаной. На второе — сальник из бараньей печени с гречневой кашей. На третье — медовый сбитень с гвоздикой и корицей.

— Вот бярозавику еще выпейте, котики мои… — приговаривала баба-яга, потчуя дорогих гостей. — Хороший квасок, березовый, сама делала, сама настаивала…

— Вахухы уа-а, баарха!.. — пробубнил с набитым ртом Иван, роняя на стол хлебные крошки и комочки творога.

— Прожуй сперва, негоже с набитым ртом речь вести! — сварливо цыкнула на него Овдотья Кузьминишна.

— Ургу-бу-угу! — согласно кивнул Иван, давясь ватрушкой.

— Ладно, яхонтовый, рассказывай уж о заботах своих, — ласково обратилась к Яромиру старуха. — Вижу, вижу — словно на еже сидишь, так уж не терпится… Что там у вас деется-то?.. Слухи ходят нехорошие — Кащей-Ядун мечи точит, Глебушко-князь щиты вздымает… Да еще сестрицу мою вроде как ты в печку головой макнул, да не закончил — выбралась Ягишна-то, а?..