— Да не слышу я ничего! — наконец рассердился княжич. — Сейчас, погоди…
Он опасливо выпустил клещи, на всякий случай водрузив их Баюну на спину, и вынул из ушей воск.
— …затычки вынь, дурак!!! — тут же оглушил его дикий рев. — А, ну наконец-то… Где колпак?
— Какой колпак?
— Который я тебе вместе с ремнями давал.
Иван утер сопли рукавом и напряженно наморщил лоб, пытаясь припомнить, о каком колпаке идет речь. Яромир нетерпеливо переминался с ноги на ногу, бросая косые взгляды на одурманенного Баюна.
— А, я его, кажись, выронил, когда на меня этот котяра свалился! — наконец вспомнил княжич.
— М-м-м… ладно, постереги его, я сбегаю, поищу…
Оборотень ринулся обратно к дубу, на котором сидел Баюн, но пробежав несколько шагов, вернулся и ткнул княжичу в грудь пальцем:
— Смотри, Иван, кота развязывать не вздумай!
— Да ты чего?..
— Так просто — упреждаю… С тебя станется!
Иван обиженно засопел, глядя в спину оборотню, на бегу перекидывающемуся волком. Яромир все еще слегка прихрамывал, держась за живот, но уже куда меньше — раны успели зарасти свежим мясом, покрыться розоватой кожицей. Шрамы останутся еще на недельку-другую, а потом исчезнут и они.
Оставшись наедине с Баюном, княжич, недолго думая, уселся на него, как на скамью. Земля-то сырая, холодная, грязная, а кот — он теплый, мягкий, пушистый. Оцарапать не оцарапает — лапы-то связаны, да и дурман еще действует.
Теперь, когда все успокоилось, Иван сумел рассмотреть дивного зверя как следует. И, надо сказать, остался чуточку разочарован. Ну, кот. Ну, здоровенный — поменьше медведя, но побольше волка. Шерсть черная… хотя, скорее, все-таки темно-серая. Ночь, цвета плохо различаются. На спине полоски, на морде шрам, на боку рубец застарелый, правое ухо чуток надорвано, кончик хвоста отрублен чем-то острым. Видно, что повоевал котище на своем веку, во всяких стычках побывал…
Однако ж больше ничего особенного. Даже глаза — обычные кошачьи, а не человеческие, как у оборотней. Мерцают во тьме зеленые огоньки, и только-то.
— У меня стрела до сих пор в заднице?.. — вяло пробурчал Баюн, глядя мимо Ивана.
— Не-а, вывалилась давно, — помотал головой тот. — Неглубоко вошла — так, оцарапала чуточку.
— А почему я ее тогда чувствую?..
— Это зелье дурманное.