Посмотрел по сторонам. Воровато вошёл.

В просторном помещении мельницы вечно гулко и сумеречно. Свет электрических лампочек под потолком запорошила мучная пыль, густо витающая в воздухе… Мука оседала на воротник, на шапку, на лицо. Стахей не сдержался, громко чихнул и на минуту затаился за мешками. Крыса под ногами запищала – жирная, неповоротливая. Вылезла из-за мешка и, увидев человека, ничуть не испугалась. Не спеша поволоклась по коридору, длинным хвостом вычерчивая по полу, припорошённому мукой.

И у самого сильного – как ни крути – слабое место найдётся; Матёрый их терпеть не мог, этих тварей – в камерах, в бараках надоели. «Разъелась, гадина, как поросенок!» Он сильно пнул её в живот. Крыса хрюкнула, взлетая. Раскорячив лапы и вращаясь, она едва не влипла в бревенчатую стену; с бревна посыпалась мука, и на стене осталось тёмное пятно. Крыса шлепнулась на пол, дёрнула задними лапами и околела.

Сверху раздался недовольный голос:

– Ты что наделал? Чума болотная!

Заскрипела лестница. Показался старый мельник, похожий на привидение. Белые пимы на нём, телогрейка белая; рубаха, волосы в муке. Лицо укрыто мохнатой белопенной бородой.

Это был Штырёв Минай Аронович.

«Приведение» придвинулось к непрошеному гостю, мигнуло сердитыми глазками.

– Кто такой, чтоб хозяйничать здесь?

Матёрый демонстративно сплюнул под ноги старика.

– Ты что, не узнаешь? Здорово, Штырь!

Старик не сбавлял свой сердитый накал:

– Штырь – в стене торчит. А меня Минаем нарекли.

– Ох, ты, важный какой! Ну, отойдём куда-нибудь, поговорим. Может, вспомнишь. Или совсем уже мозги мукой запорошило? Так я могу продуть! – пообещал Стахей.

Мельник принимал его за очередного мужика-помольщика и потому продолжал хорохориться.

– Хорошо на того грозиться, кто угроз боится.

Не сдержавшись, Матёрый схватил его за грудки. Встряхнул, да так, что мука со старика посыпалась.

– Штырь! Скотина! Смелый стал?! А ну, смотри внимательно!

Приподнятый над полом, мельник задохнулся, узнав пришельца.

– Ма… ма… – пролепетал.