Рассматривать её не было времени. Докатившись до стены, Ваня схватил разломанный кирпич и метнул его в сторону Гришки. Затем вскочил, выставил вперёд меч в ожидании очередного нападения.

Камень упал в траву, догнав разве что хохот злодея. Разбойник успел скрыться. И уже готовил новую – коварную, смертоносную – засаду.

Прихрамывая, Сусликов уже не бегом, но быстрым, каким только мог, шагом отправился дальше. Нужно двигаться! Всё время двигаться! Только так спутаешь противнику все карты…

Из темноты материализовался низкий свод. Заслонка, некогда служившая в нём дверью, теперь торчала содранной болячкой. За сводом располагались пыльные и слабо освещённые ступени, уходившие спиралью кверху. Туда, где в перекрёстке четырёх лучей, столетие назад звонким, но смиренным, пробирающим до самого сердца голосом раскачивался маленький колокол.

Маленький колокол маленького храма, в котором всё когда-то началось.

– Здесь же и закончится! – заорал Гришка, уловив Ванины мысли.

Откуда появился мертвец – непонятно. Да и не так это важно. Здесь, в оставленных людьми, затёртых историей развалинах сельской церквушки он был единоличным властелином. Здесь было его тайное логово. Здесь одержимый некромант взращивал его демоническую сущность до полного воплощения, пока не пробил роковой час.

Остервенелым нахлёстом Гришка начал бой. Дважды чуть не выбил у Ивана меч. Трижды пытался подсечь – на четвёртый ему это удалось. Ваня рухнул на ступени, закашлявшись от пыли и песка. Клинок разбойника прочертил сверху, врезавшись в каменные плиты. Прыснули искры. Ваня хотел достать до противника снизу, но враг вовремя убрал ногу, а уже через мгновение перестроился и дал такого мощного пинка, что Сусликов взлетел теннисным шариком, отрикошетил от ступеней и растянулся на верхней площадке.

Потемневшие доски, настланные с широкими, в два-три пальца, щелями, ненадёжно напряглись.

– Больно? – наслаждался победоносным исступлением Гришка. Развивающаяся накидка медленно вырастала в зазоре между первым и вторым ярусами и отбрасывала тени на залитую красным светом стену. Тени сновали из стороны в сторону, но были не в силах отделиться друг от друга. – Да-а-а… Я чувствую твою боль. Твои страдания… Теперь ты знаешь, каково было мне! Одному! Посреди дикой чащи! Обречённому тобой на вечное изгнание!

– Окстись, безумец! – продолжал увещевать Пётр Михайлович устами Ивана.

– Безумец? – Гришка ступил на дощатые перекрытия. – Ежели и так, что с того? Все мы безумны, князь! Каждый в своей мере. Неча мне одному адские муки терпеть! Пусть теперь весь мир за меня страдает!