Альфонсо посмотрел на ближайших лошадей, тех, которых были лучше видны, теперь по новому, и все равно не увидел чего то особенного. Тупые, лошадиные морды, жесткие гривы, насиженные мухами потные конские спины. Чего породистого, лошади, как лошади?

– Осмелюсь вклиниться в разговор… Ваша Светлость, – вклинился в разговор Гнилое Пузо, – но не лучше ли их продать? Может, если они редкие, за одну лошадь три можно попросить?

– Да кому они нужны? – удивился Альфонсо и оказался неправ. Пришедший по зову Яхонт, вожак гильдии купцов, едва взглянув на лошадей Альфонсо, увидел в них что то такое, за что вызвался выторговать по пять ломовых лошадок за одну породистую. Потом он с радостью согласился продать все драгоценности в замке, причем с такой радостью, с которой стал подозрителен для Альфонсо. Он давно подозревал, что купцы накручивают на свои товары слишком большие проценты, но, поскольку даже считать не умел, лезть в высшую (как там, эта новомодная наука, называется?) математику не хотел. Куда продадутся товары, Альфонсо не спрашивал, но это и так было понятно: хоть торговля со Степью и была запрещена, то это не означало, что ее не было. Альфонсо, как неожиданный представитель дворянского сословия, по идее должен был эту торговлю с недружественной страной подавлять, но по его логике от этой торговли выходила одна польза: на бесполезное золото и ненужные камни покупались товары необходимые для жизни и войны. Когда в Степи начнется голод, посмотрим, как они золотом будут питаться и чем отстреливаться.

– Слушай, Пузо, будешь графом? – спросил Альфонсо, когда они возвращались с загона для лошадей. Идея эта пришла ему недавно, Альфонсо ее долго пережевывал в голове, и получалось по всем параметрам, что идея хорошая.

– А чего делать то надо? – зевнул Гнилое Пузо.

– Из дерьма Леванию вытаскивать.

– Ну можно попробовать…

– Ну ты попробуй. Дам тебе три деревни и городок, составлю петицию Аэрону, он даст тебе титул и табличку… Кстати, с таким именем тебе нельзя быть графом, какое имя себе хочешь?

Гнилое Пузо как зевал, пытаясь бороться с накатившей сонливостью, так и замер, к удовольствию Альфонсо, с открытым ртом. Поменять свое имя на более менее красивое было его давней мечтой, почти открытой раной, прикасаться к которой он боялся даже сам, по этому спросил предельно недоверчиво, чтобы не обмануться разбушевавшимися не на шутку, ожиданиями:

– И ты можешь?

– Я нет. Король – да. И судя, по тому приему, который был во дворце, он согласится. Так кем будешь? Может, Игнасио иф Дэлавар?