– Эй, есть тут кто?! Вы живы?!

Ответом был писк, крики и рыдания – доносились они из комнаты по ту сторону прихожей. Вийон двинулся туда, но остановился на пороге. И подумал, не сошел ли он с ума.

Посреди прихожей лежал окровавленный труп трактирщика со свернутой набок головой и глубокой раной на черепе. Разодранный кафтан на груди открывал рваное кровавое мясо. А над трупом трактирщика стоял, повернушись спиной к Вийону, подмастерье кожевника Юрген, стуча, ощупывая и царапая затворенную дверь в гостевой зал напротив. Одна из досок двери была треснута и разбита… Подмастерье сунул туда руку, копался пальцами, словно хотел дотянуться до засова. Изнутри зала доносились рыдания, тонкий женский писк, а потом рыдающий стон Кершкорффа.

– Юрген… – сказал неуверенно поэт. – Человече, ты…

Подмастерье тут же оторвался от двери, медленно и неловко обернулся к Вийону. Поэт увидал его синие, стального оттенка глаза, вывалившийся наружу язык, покрытые струпьями щеки.

Юрген шагнул в его сторону: медленно, но с упорством, достойным лучшего применения. Вийон ждал его, подпускал поближе. Теперь он мог только облегчить его плечи, сняв с них одержимую башку. Поэт уже догадался, что случилось. Юрген просто-напросто присоединился к стригонам.

Вийон схватился за меч и…

Сто тысяч мешков бесовских хвостов! Баселард ведь выскользнул у него, когда он подбирался к окну. Поэт крикнул, а Юрген ухватил его за шею и левое плечо, толкнул на дверь, оскалился в жестокой ухмылке и бросился вперед, намереваясь сжать щербатые желтые зубы на щеке поэта.

Франсуа дернулся, в последний момент воткнул локоть под подбородок противнику, удержал челюсти твари подальше от своего благородного лица. Хватка стригона была сильной, будто объятия самой смерти, прикосновения же – мягкими и ледяными, словно у покойника, который порядком пролежал в монастырских казематах. Юрген толкал его назад, прямиком в альков.

Кто-то застучал в дверь со страшной силой. Вийон услыхал испуганный голос Яна из Дыдни.

– Отворяйте! Раны Христовы! Погибаем!

Не было времени – там, перед воротами, кипел бой не на жизнь, а на смерть; нельзя было терять ни секунды на раздумья. Поэт хорошо знал, что если оба рыцаря погибнут или превратятся в ужасных монстров, то останется ему, Вийону, только прощальная молитва и «Pater noster», а блестящая карьера его как вора и грабителя закончится в этом вонючем саксонском городке, оборванная руками одержимых плебеев.

Юрген толкал его с дикой яростью. Вийон боролся с ним, проигрывая ему в каждом движении, в каждой атаке; схватка их выглядела как бой Давида и Голиафа, вот только тот, кто поменьше, не мог использовать свою легендарную пращу.