Мать принялась разливать чай. Она смотрела на глиняные чашки, делала медленные вдохи, стараясь взять себя в руки и собираясь с мыслями. Я терпел ее молчание, пока оно не стало невыносимым.
– Я намерен присоединиться к бабушке на севере, – сказал я.
– Говори на найэнском, – резко сказала она, поставила одну из чашек передо мной, и я почувствовал, что ее печаль превратилась в гнев.
– Разумеется. Теперь у тебя нет другого выбора. Неделю назад нас посетил сам магистрат, он привез запечатанное письмо от Голоса Золотого-Зяблика. Ты сжег все мосты, которые я для тебя построила, уничтожил честь и достоинство, и теперь тебе осталось только умереть на поле боя.
– Мама…
– Я же просила тебя говорить на найэнском! – сердито прервала она меня. – Неужели ты так долго живешь в окружении слуг, что они для тебя все равно что мыши? Они слышат каждое произнесенное нами слово и сообщат в местный магистрат, если мы будем обсуждать восстание или называть имена вроде Сломанная-Ветка и Хитрый-Лис. Благодарение богам, отец нанял дорогих слуг с материка, иначе мы вообще не могли бы спокойно разговаривать.
– Хорошо, значит, найэнский. – Я разжал кулаки и сделал глубокий вдох, что, впрочем, не помогло мне успокоиться. – Мама, мы можем поговорить о чем-нибудь другом?
– Нам больше не о чем говорить. – Она сделала глоток чая.
– Я шел дорогой, которую выбрал для меня отец, – сказал я. – Но я повзрослел и теперь решаю свою судьбу сам. Империя жестока. Неужели ты этого не видишь?
– Ты выбрал насилие и упрямство, – возразила она. – Так же, как твоя бабушка и дядя. Все вы подобны маленьким детям.
– Ты вышла замуж за одного из них! – вскричал я, потрясенный своими собственными словами, которые вырвались против моей воли, точно вода сквозь разрушенную дамбу. – Ты добровольно стала его собственностью, и он запер тебя в одном крыле своего сада удовольствий.
– Не смей так говорить про отца и о вещах, которых не понимаешь.
– Однако
– Я любила его, Ольха.
Я посмотрел в пустой угол комнаты и постарался не заскрипеть зубами.
– Ты его любила?
– Да.
Я подумал про Атар, про ее решительность и ярость, и почувствовал, как меня наполнила глубокая боль и тоска по ней. И мой отец, простой мужчина, любитель выпить, интересовавшийся только деньгами. Ради него моя мать пожертвовала принадлежностью к своему народу.