– С какой стати я решил отдать тебе брошь матери? – пробормотал Аарон себе под нос, будто рассуждая вслух, при этом не сводя с нее взгляда.

– Из-за содержащегося там времени, – напомнила Джоанна, но не получила ответа от задумчивого собеседника, который продолжал испытующе смотреть на нее. – Так почему Найтингейлы считают тебя виноватым в том, чего ты не делал? – прошептала она. – Я знаю, что ты никогда бы не донес на мать.

– Почему ты все время это повторяешь? – Хотя Аарон говорил утомленно, в его голосе звучали также новые уязвимые нотки.

– Ты просто не смог бы так поступить. Если бы кто-то и донес на Маргариту… – Джоанна осеклась, наконец осознав, что именно произошло на самом деле, и медленно выдохнула: – …То только твой отец. – Подтверждением послужило тихое хмыканье Аарона. – Теперь ясно, – проговорила она, когда последние кусочки паззла встали на место. – Ты продемонстрировал истинные способности Оливеров еще девятилетним ребенком, поэтому потенциально претендовал в будущем на роль главы семьи. Однако Эдмунд исключил тебя из линии наследования. – Вспомнились жестокие слова: «Напрасная трата дара Оливеров». – Потому что ты пытался защитить свою мать от совета, а не донес на нее.

Казалось, что Аарон вот-вот что-то скажет, но он промолчал, глядя абсолютно уязвимым и сломленным. Маска окончательно слетела.

Джоанна, чувствуя его боль как свою собственную, тихо спросила:

– Почему ты не говорил Найтингейлам, что пытался защитить мать? Почему позволил им считать тебя предателем? – Однако ответ тут же стал ясен. «Fidelis ad mortem» – таков девиз Оливеров. «Верен до самой смерти». – Потому что никогда бы не пошел против семьи. Даже против отца. Особенно против него. – Рут сказала про Аарона: «Его ненавидят и Найтингейлы, и Оливеры». Люди обсуждали его между собой. Презирали его. От несправедливости на глаза Джоанны навернулись слезы: – Так быть не должно.

Кажется, он тоже расчувствовался, но быстро отвернулся, чтобы скрыть эмоции.

– Можно все исправить. Позволь мне рассказать Себастьяну Найтингейлу… – начала было она.

– Нет, – резко прервал ее Аарон, но затем чуть смягчился и заговорил не враждебно, как она ожидала, а более спокойно, уточнив: – Тебя зовут Джоанна, верно?

– Я… – Вопрос застал ее врасплох, потому что она еще переваривала недавнее озарение, но потом смысл слов дошел до сознания, ранив с той же бритвенной остротой, как и при разговоре с Ником.

Аарон заметил реакцию собеседницы, внимательно обведя взглядом ее лицо, и еще мягче повторил:

– Джоанна, правильно? – И после ее кивка добавил: – Ладно, Джоанна.