– Я долго странствовал. В бытность человеком я стал стражником, чтобы посмотреть мир. Ну и кроме того… взгляни. – Он с полуулыбкой показал на себя. – Чем еще мне было заняться? Я мог выбирать между профессией кузнеца и профессией солдата, и только одна из этих работ не требовала, чтобы я целый день пялился на лошадиные задницы.

– Ты мог бы стать поваром, – возразила я.

Он рассмеялся – настоящим, нормальным смехом, и от этого звука у меня отпустило внутри.

– Может, и надо было. Прожил бы жизнь, кормя простую, счастливую жену, завел бы простую, счастливую семью и уже давно бы лежал в земле и отдыхал бы гораздо больше, чем сейчас.

Прозвучало очень мило. Но показалось как-то… маловато для него.

– Но дело в том, что, когда я был человеком, мне даже попутешествовать толком не удалось, – продолжил он. – Так что, когда я стал свободен, я отправился куда глаза глядят. Весь Дом Ночи. Все острова. Дом Тени, Дом Крови…

Дом Крови? Никто не ездит в Дом Крови.

– Примерно так же мрачно, как ты предполагаешь, – сказал он в ответ на мои удивленно поднятые брови. – Я съездил даже в государства людей. Понял, что сойду за своего, если буду вести себя осторожно. Но… через некоторое время, мне кажется, я понял, что бегу. Они были со мной повсюду. Он – напоминая обо всем, что в мире устроено не так. Она – напоминая мне обо всем хорошем, что я в этом мире покинул. А затем, когда я вернулся в Обитры, я нашел Мише.

Теперь, когда я знала предысторию, эти слова приобрели для меня гораздо большую значимость.

– Вот как…

– Мише в каком-то смысле напоминала мне ее. И достоинства, и недостатки. Обе видели красоту мира. Но и у обеих была эта… дурацкая наивность. Обе не хотели задуматься, как создать другую реальность.

Он вздохнул и надолго замолчал.

– Эти семьдесят лет, проведенных с ним, были… отвратительны. Но я встретил много хорошего народу – тех, кто тоже страдал. Тех, о ком пыталась заботиться Несанина, даже когда сама шла ко дну. Ришане, которые оказались в большей неволе, чем когда-либо. И я должен был сражаться за них, когда все рухнуло, но я не стал. Я не знал как – а может, и не хотел знать.

Я вновь с ужасом подумала о сотнях крыльев, прибитых к стене. Подумала о пепле Салине.

– И тогда ты пришел сюда.

– Я долго считал, что все это меня не касается. Мише решила иначе. Она не оставила мне выбора. Записалась на Кеджари первой. Знала, что я не дам ей пойти одной.

У меня поднялись брови. Участвовать в Кеджари только для того, чтобы заставить участвовать его… Назвать это опрометчивым поступком было бы слишком мягко. Могло оказаться так, что она бы пожертвовала жизнью.