Светлый фон

Дышал Митриос с присвистом и держался за грудь, его кожаный наряд потемнел от крови. С каждой попыткой встать пятно только расширялось, а черты крылатого уродовала ярость, такая жаркая, что хватило бы прижечь рану.

Земолай точно знала, как бы поступила на его месте: поднялась бы и продолжила бой. Не хватило бы сил встать, поползла бы. Дотянулась бы до болт-гана и палила врагам в спину, пока те взбираются на божье древо.

Она лишила его такой возможности: занесла ногу в тяжелом сапоге и с силой опустила ему на левое колено. Сустав подался с тошнотворным хрустом, и Митриос снова захрипел.

– Теперь-то ты меня пустишь? – потребовал Тимьян; гнев в его голосе мешался со слезами.

– Нет, – скривилась Земолай.

Она присела на колени, отпихивая ослабевшие руки Митриоса от его же пояса. Она охлопала его, нащупала ножи и отбросила их подальше.

– Мне тут помощь нужна! – отчаянно позвала Гальяна.

Она стояла на коленях рядом с Рустайей, придерживая его под плечи одной рукой – вторая была по-прежнему обмотана болтавшейся в воздухе веревкой. Портал мягко потянул, едва не опрокинув девушку.

– Иди туда, – приказала Земолай.

Тимьян оглянулся, явно отчаянно желая оказаться рядом с Рустайей, но наставил болт-ган на Митриоса:

– Он убил Элени.

– Я знаю, что он сделал.

– Не отнимай этого у меня. – Мальчишка дрожал.

Земолай подалась вперед, снова загораживая крылатого:

– Это никогда не кончится, если мы так и будем – око за око, зуб за зуб. Он защищал свой дом. – Она прижала ладонь к трепещущему сердцу Митриоса и прошептала: – Пожалуйста, Тимьян.

Она думала, он не послушается, и не стала бы его за это винить. Но Рустайя застонал, сдавленно и тоскливо, и нервы у Тимьяна не выдержали. Он побежал обратно к древу.

Земолай обыскивала тело, снова отмахиваясь от слабых попыток Митриоса ей помешать.

– Теперь тебе… не на что надеяться, – прохрипел он. – Ты… проклята, Земолай.

Искомое обнаружилось у него за пазухой – аварийный маячок, скользкий от крови. Она не удивилась, но сердце упало – он уже был сломан пополам.

Митриос рассмеялся над ней, горько и победоносно: