По меньшей мере один из людей Гайоса поднимает руку, собираясь указать прямо на Эвпейта с Полибием, но его хватают за запястье до того, как ему это удается. Однако Одиссей сам поворачивается к двум старикам.

– Они, – говорит он. – Эти люди желали бы видеть меня мертвым, а не вернувшим себе трон.

– Понятно. – Электра подходит ближе, окидывает стариков взглядом с ног до головы и не замечает ничего впечатляющего. – Я бы предложила приковать их к скале, как Прометея, чтобы птицы клевали их внутренности; если не это, тогда, полагаю, мы могли бы просто сжечь их живьем.

– Госпожа, – выпаливает Полибий. – Госпожа, мы…

– С чего ты решил, что тебе позволено говорить?! – Ее голос хлещет бичом, глаза мечут молнии. Мать гордилась бы Электрой, если бы увидела ее сейчас. Никто – ни Гайос, ни его люди – и пальцем не шевелит в защиту хозяев.

– Сказать по правде, – задумчиво произносит Одиссей, – у них была причина. Видишь ли, я убил их сыновей.

– И что? – вопрошает Электра. – Мой брат убил свою мать, и это был достойный, мужественный поступок, одобренный всеми богами. Воины постоянно убивают чьих-то сыновей; не вижу здесь проблемы.

– Возможно, дело в том, что убил я их не совсем… не совсем достойным образом. Я перерезал их на пиру, в тот день, когда они решили, что один из них вот-вот получит мою жену. Убил их прямо с кубками в руках и на какое-то время бросил их тела в ужасном состоянии. Понимаешь, в тот момент я мыслил не как царь. Только как муж.

Электра, сверкнув взглядом, впервые смотрит в глаза Одиссею, видит его – не как политическую проблему, которую нужно решить, или историю, которую нужно рассказать, но как человека из плоти и крови, который стоит прямо перед ней.

– Конечно, – бормочет она. – Муж. Конечно. Такие… благородные страсти… могут раздуть в груди мужчины пожар неудержимой ярости. Вот, к примеру, мой дорогой дядюшка Менелай подозревал, что, отправившись в Трою, развяжет войну, которая разорит эти земли на многие поколения вперед, но кто станет винить его в этом? Ведь он тоже был просто мужем. Пусть это и жестоко, но вполне понятно. Ты не вызвал сыновей этих людей на честный поединок, потому что они бесчестно вели себя с твоей женой. Так споют об этом поэты.

– Вижу, мудростью ты пошла в отца, – выдыхает Одиссей. – А возможно… и превзошла его.

Электра коротко кивает, а затем снова поворачивается к стоящим перед ней старикам.

– А с этими что? Они определенно запятнаны бесчестными деяниями против тебя, и о снисхождении речи быть не может, но все же у них была причина. И, с учетом сказанного тобой, сожжение живьем, наверное, будет лишним. Хочешь, чтобы их зарубили воины моего брата или сам возьмешь меч?