Одиссей отступает, позволяя старику пронестись мимо, хватает его за руку, выворачивает ее до хруста и вонзает меч в цель.

Эвпейт судорожно вздыхает, когда клинок рвет его плоть.

Спотыкается.

Падает.

Широко распахнутыми глазами он обводит поле.

Он ищет Антиноя.

Но увидеть его не может.

И так умирает.

Полибий благодарит царя Итаки за милосердие и, когда его уводят, старается не смотреть на тело павшего товарища по несчастью. Люди Гайоса начинают расходиться. Они не получат награды за труды последних нескольких дней, но зато их и не прикончат на месте. А это, с учетом всех обстоятельств, не так уж и мало.

Гайос остается. Он тоже мог бы сбежать, но не станет – пока не уйдут все, кого он сюда привел. Так он понимает свой долг; кроме того, он не желает прятаться, как крыса, всю оставшуюся жизнь, и неважно, будет ли она короткой или длинной.

Телемах и Лаэрт, пошатываясь, преодолевают небольшое расстояние от фермы, ведь Электра, очевидно, не имеет ни малейшего намерения приближаться к ним.

– О, – выдает Лаэрт, увидев царевну в золотой диадеме. – Так это ты явилась?

– Мой дражайший многоуважаемый дядюшка, – выговаривает та тщательно. – Я так рада видеть вас в добром здравии.

Лаэрт презрительно фыркает, но руки его дрожат, а побелевшие пальцы крепко сжимают нож, отнять который удается лишь Пенелопе.

Телемах, заметив мертвого Эвпейта, оглядывается в поисках тела Полибия.

– Полибий сбежал? Разве он…

– Нет. Мы заключили мир.

– Мир? С предателями? С…

– Сын, – обрывает его Одиссей. – Довольно. Всего этого… довольно.

Вежливый кашель Электры звучит в полной тишине.