Сзади доносится тихий звук, словно кто-то прочищает горло.
– Если мне будет позволено… – Пенелопа выходит вперед. – Возможно, во мне говорит слабая женская натура, но разве нельзя в этом случает проявить милосердие? Может быть, ссылка? Ведь есть же храмы, острова, куда они могли бы отправиться. Какой отец не попытался бы отомстить за свое дитя? К тому же какой пример будет перед глазами у жителей этих земель, если царь Итаки потребует кровь за кровь? Что за человек, спросят люди, вернулся к ним после стольких сражений?
Вдруг слышится странный звук, словно ребенок споткнулся о камень. Это у Полибия возглас застревает в горле. Старик теряет равновесие, оседает на землю. Гайос подхватывает его, не давая упасть. Полибий не понимает, что чувствует: кажется, будто его охватили разом все известные эмоции. Может быть, думает он, они выжгут его дотла. Может быть, огонь, вспыхнувший так ярко в его душе, догорев, подарит ему возможность ничего больше не чувствовать…
– Милосердие? – Электра словно пробует слово на вкус. –
Пенелопа кланяется Одиссею.
– Мой царь? Это твое царство. Тебе судить.
Одиссей смотрит на двух стариков, когда-то бывших друзьями его отца.
Я не беру его за руку.
Не прокрадываюсь в его мысли, не шепчу мудрые советы на ухо.
Мне это не нужно. Моя работа сделана.
Удивительно, как быстро эти слова изменили свое значение. И ощущение… не настолько ужасное, как ему представлялось. В них теперь много всего: и безопасность, и поддержка, и желание стать чем-то большим… Он никогда не испытывал ничего подобного. Но об этом ему стоит поразмышлять позже, после долгого, крепкого сна.
Ему никогда прежде не доводилось так уставать.
Мелькает мысль, что это, наверное, и значит – оказаться наконец-то дома.
– Полибий, отец Эвримаха. Эвпейт, отец Антиноя. Вы покинете мое царство и никогда не вернетесь. Ваши земли, ваши рабы, все ваше имущество больше вам не принадлежит. Ваши имена будут преданы поруганию, ваши сыновья – забыты, вы будете…
Эвпейт выхватывает меч и кидается на Одиссея.
Он стар, этот торговец зерном.
Он даже сына своего не учил сражаться.