Глава тридцать седьмая

Глава тридцать седьмая

В Скиле Шоле нашла комнату, где могла жить, а Измаил — навещать ее и оставаться, когда может. Место, куда высший класс Эссенвальда не забредет никогда. Расспросы Шоле заводили во множество крысиных нор и подпольных хором. Но не нашлось ничего идеальнее двух комнатушек над скорняцкой. Сего места многие избегали по самым разным причинам. Из них самая очевидная — владельцы.

Готфрид и Тафат Дройши были противоположностями во всем, кроме своего занятия и брака. Он — очень белый, жилистый и сухой, почти два метров ростом. Она — очень черная, вечно мокрая и сферическая. Он «пустил корни» и женился на местной через месяц после своего прибытия в Эссенвальд в нежном возрасте девятнадцати лет. Один из стаи широкоглазой невинной молодежи, завезенной из Старого Света, чтобы расширить генофонд и упрочить колониальные силы. Он всегда вожделел черных женщин — после первых же фотографий, увиденных в дядиных журналах сомнительного свойства о «географии» и «народах» мира. Их гологрудая избыточность казалась ему диаметрально обратной женщинам его пуританского kreis'a[17] зашнурованным в кружева с шеи до лодыжек. Он обеими руками схватился за возможность уехать и сменить миры. Проверить, истинны ли фотографии. И оказалось, в какой-то степени — да. Но поистине сразила его Тафат. Она была воплощением его самых шальных и экстравагантных грез. Самая круглая, самая выдающаяся и покинутая из всех. В городе она провела всего год — дочь Людей Лунного Очага, легендарных трапперов и охотников. Их бантуланды лепились к юго-западным контурам Ворра — область, богатая дичью и множеством видов крупных животных, чьи шкуры высоко ценились. Растущая торговля между этими землями и Европой шла через Германию, и Лейпциг стал скорняцким центром мира. Эссенвальд оказался идеально расположен и связан, чтобы способствовать росту торговли. Брак Дройшей стал для этого ремесла настоящим благословением. В течение двадцати лет их предприятие расширялось, а теперь пара процветала и не знала ни минуты покоя. Их деревянный дом, фабрика и лавка находились в одном из старейших кварталов старого города. Хобби Готфрида было одержимое устремление скрещивать разные виды, чтобы создать новую, уникальную шкуру. У него были нулевая научная подготовка, очень хлипкое понимание естествознания и того хуже — азов генетики. Зато имелись нулевой моральный кодекс, упорство и ненормальный интерес к половым органам. Недаром его маленькую мастерскую обходили стороной. Стоявшие у нее звуки и ароматы поражали воображение.