И я выслушал. Мы с Джованни сидели в нашем летнем саду, возле сине-зеленых прудов, заросших кувшинками, охлаждающих воздух под колоннадой по периферии нашего куадра. Мы пили сладкий чай, ели горькие пардийские сыры и делали вид, будто мы добрые друзья, а не негоцциере[61] за доской.
Ярко светило вечернее солнце. Лаванда и шипник с шелестом качались под тяжестью садившихся на цветы пчел. В фонтанах журчала вода, Калиба поднимал ковш, чтобы окатить своих купающихся фат удовольствий.
В садах царило спокойствие, но глаза Джованни метались из стороны в сторону. Они метнулись, когда Анна тихо приблизилась, чтобы налить нам еще чая, и когда с балкона над куадра донесся смех Челии. Но больше всего взгляд Джованни привлекали Аргонос и Феррос, ромильские солдаты, которых Аган Хан приставил охранять меня. Они стали заменой Полоноса и Релуса – и тяжелым воспоминанием о потере, более тяжелым, чем если бы павших не заменил никто.
Однако для Джованни они символизировали нечто иное, поскольку его взгляд метался, как у кролика, стоило солдату переступить с ноги на ногу или почесаться. Вот что сотворила моя семья. Даже здесь, под защитой моего имени, находясь в моем доме как друг, разделяя со мной пищу и вино, Джованни боялся нападения.
И все же он боялся.
То, что он решился прийти в наш палаццо ради кузена, многое говорило о преданности своей семье.
– Его всегда привлекала альтус идеукс, – сказал он, после того как мы немного поболтали ни о чем. – Это его слабость.
– Альтус идеукс? – Я изумленно посмотрел на Джованни. – Это так теперь называются заговоры с целью убийства?
– Я не оправдываю Веттино, – сказал Джованни. – Вне всяких сомнений, он дурак. Круглый дурак. Но таким же дураком был Береккио, когда Калиба пообещал помочь ему переспать с Сиеннией. Наш Веттино читает брошюры проклятого священника Магаре и думает, будто банки разводят гадюк, а служители церкви должны ходить босиком. Он сидел вместе с Пьеро, а тот болтал про Каллендру, которая восстанет во славе, когда ею будут править номо нобили ансенс. – Он устало махнул рукой. – Эти разговоры заполнили его голову глупостями. Кто-то говорит ему, что он праведник, а он верит. Кто-то говорит, что его угнетают из-за имени, а он верит. Но в нем нет злобы.
– Так, значит, он невиновен, хотя его сообщники пытались меня убить?
– Я не говорю, что он невиновен! Я тоже там был! Я видел, как Пьеро занес клинок. Видел, как погибли хорошие люди. И я сбежал, как и ты. – Он с мольбой протянул ко мне руку. – Но Веттино там не было. Он не заносил клинок. Он не участвовал в их заговоре. Да, это были его друзья. По крайней мере, его знакомые. Люди, с которыми он пил и чью философию разделял. Но он не брал в руки меч.