Светлый фон

Так мой нос, уши, волоски на коже, все мое тело научились чувствовать дворец, и я узнал те его стороны и особенности, о существовании которых не догадывался, пока мог видеть. Со временем я научился проходить палаццо насквозь, поднимаясь и спускаясь по лестницам, минуя сады и огибая слуг, по коридорам и галереям, ни на что не натыкаясь.

У меня хорошо получалось – пока дети калларино не переставили емкости с растениями, создав препятствия.

Калларино многословно извинялся.

– Они забыли, что вы ничего не видите, – сказал он, когда я лежал в саду среди комьев земли и глиняных осколков. – Они дети. Мы должны их простить.

Но я услышал, как они хихикают на дальней стороне сада, и понял, что это он их подучил. Даже сейчас калларино не мог устоять перед соблазном испачкать мои щеки в грязи. Власть не меняет человеческую природу, а лишь усугубляет ее. Таков был калларино.

Однако совсем другое дело – отсутствие власти. Лишившись ее, я определенно изменился.

Глава 51

Глава 51

Летняя жара сменилась прохладой осени. Я лихорадочно обдумывал проблему моего рабства, потому что золотой поток, текший в руки предателей, грозил вскоре иссякнуть.

Л

Я занялся исследованием тех мест палаццо, которых до сих пор избегал, а именно окрестностей главных ворот. Там располагались конюшни, и в моем мозгу начала расти жемчужина плана. Если Пенек еще здесь, мы сможем сбежать вместе. Мы хорошо понимали друг друга – ведь нам удалось одурачить Агана Хана в лесу, – и я надеялся с помощью глаз Пенька пробраться на юг, в дебри Нижней Ромильи и владения Сфона. Это будет непросто, но Пенек уже там бывал. Кроме того, в последнее время мне досаждал Каззетта, подговаривавший проверить защиту моих врагов, разведать границы.

Окольными путями я добрался до куадра премиа. Конечно же, в сопровождении Акбы, вечно скучающего и злобного, но он не мешал мне подойти к фонтану Урулы. Я подставил руки под холодные струи, вслушиваясь в плеск и журчание, словно завороженный, а на самом деле знакомясь со звуками куадра, улавливая его запахи. Ворота были открыты. Я слышал грохот телег по мостовой и крики людей. Ветер дул с той стороны, нес запахи уличной пыли и рыбы с соседнего рынка. Словно заблудившись, я побрел на эти звуки и запахи, навострив уши, принюхиваясь, точно щенок, изучающий все подряд.

– Най! – Акба схватил меня за ухо и потащил прочь. – Это не для тебя, раб.

Я развернулся – воплощенная покорность – и поплелся, кланяясь, кривясь от боли. Как будто случайно оказался лицом к своей истинной цели. Акба, довольный, что продемонстрировал свою власть, отпустил меня, позволил идти на густые, пряные запахи соломы и навоза.