– Спасибо. – И от этого Франц уставился на нее во все глаза. «Да ладно?!» – Мне надо подняться наверх и записать все, что мы узнали, пока воспоминания еще свежи. Боюсь, Титания будет недовольна, но что есть, то есть. Колесо и Великая Жатва, значит…

Лора вернула аптечку в шкаф и дернула коляску. Францу показалось, что она не просто едет к себе в комнату, а сбегает от него. И это чувство – недосказанности, какой‐то пропасти, что раньше напоминала просто расщелину в скале, а теперь превратилась в морскую бездну с Харибдой, обитающей на дне, – толкнуло его за ней.

– Что с тобой происходит? – спросил Франц в лоб. Лора затормозила в проеме арки и снова обернулась, хотя никогда раньше не оборачивалась на такое. Никогда не замечала то, что ему не все равно.

– А с тобой? – Она опять увернулась от ответа. – Ты думаешь, я не заметила, как ты сам носишься по городу то с кольями, то с арбалетом наперевес? Ночью я в доме теперь вообще одна ночую: Титания в своей лавке, ты где‐то еще. Каждый из нас хранит свои секреты, поэтому не тебе говорить, что со мной что‐то не так.

– Я не об этом…

– А о чем?

– О самой тебе. – Франц неловко обвел ее рукой. – О том, какая ты, а не о том, чем ты занимаешься. Что‐то случилось с тобой после Призрачного базара, но я слишком тупой, чтобы понять, что именно, вот и спрашиваю прямо.

– А что тебе не нравится? Дергать не дергаю, возить меня на репетиции или к заказчикам, как раньше, не прошу, собакой не называю… Ты должен быть счастлив, что со мной «что‐то да происходит». Только благодаря этому ты и смог всю неделю за вампирской пассией своей гоняться. Я разве не права?

Да, она была права. Сразу во множестве вещей, надо признаться. Франц по юношеской дурости своей – с годами вампирской жизни она, видимо, не проходила – совсем забыл, что Лора только кажется к окружающему миру равнодушной. На деле же она, как и предупреждал Джек, гораздо наблюдательнее, чем он, и умнее. И того и другого в ней точно достаточно, чтобы заметить, как Франц вдруг перестал ходить за ней на поводке, и связать одно с другим. Не то чтобы он старался скрыть свои поиски Кармиллы, но почему‐то все равно почувствовал себя так, будто его схватили за ухо. Впрочем, Лора и в другом права была: ему бы радоваться, что наконец‐то от рыбьей сопли отделался, а он тут стоит и жалуется. Почему? Нужным себя, видите ли, больше не чувствует? А раньше, что, так уж нужен был?

«Был. И тогда нужен, и сейчас, идиот», – озарило вдруг Франца, когда Лора подвезла коляску к лестнице. Он вспомнил бирюзовые всполохи камня в зернистой темноте Лавандового Дома, когда она взывала за помощью хоть к кому‐нибудь, хоть как‐нибудь; вспомнил, как цеплялась за его свитер, похуже терновой колючки – даже если бы попытался вырваться, то не смог, – и как плакала почти до икоты. Умная, самодостаточная – вон до чего ловко им сеанс добыла, совершенно одна, еще и самый дорогущий! – но трусливая там, где Франц еще трусливее. Он пытался умереть, а Лора пыталась жить, как умеет. Не только он ей был нужен на самом деле, но и она ему.