Но что‐то пошло не так. Кто‐то ждал его на пустом причале, и это определенно была не Кармилла. Существо напало сзади, едва он подошел к воде и вынул из-за пазухи письмо, чтоб его перечитать.

– Оу, – изрек Франц. – Точно. Вот теперь я вспомнил.

И опустил глаза. У него из груди, прямо между пуговицами накрахмаленной рубашки, которую он собственноручно стирал и гладил битый час, торчало острие осинового кола, воткнутого в спину и прошедшего насквозь. Сердце до сих пор болело, неспособное зажить, потому что его все еще царапали заусенцы на древке.

– Ох… Нет, нет, нет!

Франц заныл и задергался, пытаясь порвать цепи, но, обезвоженный – надо было все‐таки выпить кровь из морозилки перед отъездом! – добился лишь того, что едва не свалился на бок вместе со стулом.

Он должен быть не здесь! Он должен быть там, на площади, и коль уж умирать или быть запертым в ловушке, то не одному. «Лора, Лора, Лора!» Он опять бросил ее одну, уже который раз. Дал обещание и не выполнил. Собрался защищать, но поставил под угрозу смерти. Влюбился, а ничего хорошего для нее не сделал, только все испортил. Что она может там, одна, против Ламмаса и его марионеток? Ведь как Франц прикован к стулу, так она прикована к своей коляске. Ни встать, ни спастись, ни даже убежать. И Титании рядом нет. И Джека нет. Никого у нее нет теперь, даже Франца.

– Идиот, идиот, идиот!

Ему нужно немедленно выбираться отсюда и скорее нестись к ней! Разломать стул? Хм, не получится, для этого надо упасть откуда‐нибудь с высоты, а так Франц просто завалится, и все. Может быть, добраться до зажигалки и подплавить огнем цепь? А это вообще возможно? Ах, да, зажигалка осталась в куртке, а он без куртки, в этом дурацком бархатном плаще из шторы, который вдобавок еще порвался пополам, пока его, видимо, тащили по земле. А кто, собственно, тащил, кстати? Кто его опять почти убил? Причем тем же самым способом, что и в прошлый раз. Как скучно! Нет бы придумать что‐то новое. Хотя именно благодаря тому, что у нападавшего отсутствовала фантазия, Франц догадывался о личности тюремщика. Это должен быть тот, кто уже протыкал его прежде, а потому знал, что даже после подобного Франц все еще не труп. Иначе не было бы смысла брать его с собой и связывать. Иначе он бы вообще не оказался здесь, ведь…

– Поверить не могу! – раздался смех из темноты как подтверждение его догадок. – Ты уже очнулся! Не думал, что это происходит настолько быстро.

– У тебя почерк, как у бабы, – хмыкнул Франц. Решетка отворилась, и через порог перешагнул самый уродливый уродец в мире. Страшнее Франц в жизни не встречал. Впрочем, а каким еще должен быть самый настоящий голем? Здоровый и огромный, как скала, весь в каменных наростах, будто в чешуйчатой броне. Рубашка на его мускулах так натягивалась, что ткань трещала, и Франц не мог не задаться вопросом, не останется ли он без штанов, если нагнется или сядет. – Вот я наивный полудурок, эх… А я ведь и вправду поверил, что мне Кармилла написала. Зачем обманывать? Я ведь даже опасности для вас не представлял! Ну, мешался, да, бегал всюду следом… Но только из-за этого меня теперь что, в тюрьму сажать? Это даже для Ламмаса как‐то слишком уж жестоко!