«Лора, Лора, Лора. Скорее к Лоре!» – твердил он себе опять, будто боялся случайно забыть, ради чего несется по длинным коридорам, напоминающим соединения пещер, заросших дивными цветами. Те пробивались прямо сквозь стены и потолок. Где‐то журчала вода, и Франц побежал на этот шум, надеясь отыскать там выход, но за очередным поворотом вдруг всколыхнулась белокурая копна волос и красный подол платья. Нечто – возможно, привычка преследовать Кармиллу – сказало Францу: «Тебе туда!» Он вновь последовал за ее тенью, за шлейфом жасминовых духов, и миновал так еще несколько пролетов, бесконечно долгих и запутанных, на которых его ноги‐то и дело поскальзывались и заплетались от усталости. Кармилла – если то вправду была она, а не воспаленные инстинкты – привела его прямо к подъему на поверхность, крутой ржавой лестнице, карабкаясь по которой Франц разодрал все ладони и точно подхватил себе столбняк. Тяжелый люк, который несколько минут не хотел отодвигаться, выплюнул его где‐то возле Старого кладбища – сквозь уже опустившуюся на Самайнтаун темноту проступали треугольные очертания надгробий, и Франц тут же побежал по интуитивно знакомому маршруту, которым его водил Джек, до центра города.
Ведьмин камень в руке продолжал вспыхивать и гаснуть.
«Ну же! Где ты?!» – злился Франц, неся камень на расстоянии вытянутой руки, чтобы следить, в каком направлении он начинает светиться ярче и мигать. «Эти камни помогут вам найти друг друга, если что случится. Лучше телефона!» – нахваливал их Джек тогда, но сейчас бы Франц с этим поспорил. Как и любой маркетинг, реклама Джека тоже явно привирала: Франц сначала понесся в сторону Роза-лей, потому что камень рядом с ней вдруг озарило светом, но потом вернулся, потому что тот совсем потух. В итоге он прометался так вдоль Старого кладбища туда-сюда, теряя драгоценные секунды, пока камень наконец‐то не определился. Измазанный в крови, с порванной на груди рубахой и огрызком плаща, треплющимся за спиной, Франц легко бы слился с ряжеными, вот только на улицах их не было. Город словно вымер, но Францу некогда было переживать об этом.
– Лорелея!
Ведьмин камень так загорелся в его стиснутой ладони, что даже сквозь пальцы озарил все светом, как если бы Франц поймал падающую звезду. Трава вала, по которому Франц слетел почти кубарем к побережью Немой реки, окрасилась в бирюзовый, и все вокруг превратилось в бушующее море, а затем – в чернила. Камень потух резко и внезапно, без предупреждения, но, благо, Франц в нем и так больше не нуждался.
Он бросил камень и остановился в нескольких шагах от Ламмаса, возвышающегося у реки и одергивающего насквозь мокрые рукава и лацканы плаща. Чуть поодаль, запрокинутая на бок, стояла пустая инвалидная коляска.