– Довольно, Бел, – вмешался Йоль. Черные, как смола, кудри спрятали от Джека его лицо, но в голосе слышалась отцовская строгость, которая не раз спасала их всех от драки. – Просто отойдите от него подальше, Имболк сейчас нагреет молоко и принесет. Мабон, иди помоги ему на кухне, добавь меда и, может, пару ложек смородиновой наливки… Джек? Эй, Джек, что делать будем?

– Давайте для начала помолчим. Не мешай ему, – сказал Ламмас где‐то позади с щебечущим под рубашкой птенцом, и все действительно затихли.

«Год – это всего лишь колесо, – грустно подумал Джек, глядя в этой тишине на дрожащего ребенка. – Оно не может перестать вращаться. А для того, чтобы вращаться, нужны спицы…»

В этот раз, однако, спицу выбрали совсем уж тонюсенькую. Принесли в жертву не здорового и крепкого, дабы древних богов умилостивить, как делали все предыдущие разы, а больного и слабого, как сделали в самый первый раз.

Как Джека принесли Колесу когда‐то.

– Не плачь, – сказал он мягко, обняв за плечи мальчика, чьи глаза, сколько бы ни краснели от натуги, так и не пролили ни одной слезы. Так и тело его больше не пролило бы кровь, если того поранить. Так и не старел он больше… И не мог считаться человеком. – Мы позаботимся о тебе. Мы все здесь такие. Мы тебя ждали. Правда-правда ждали! Вот, посмотри, даже подарок приготовили. – И Джек, рассыпав несколько желудей, достал из кармана кролика размером с палец, которого свалял накануне как раз на такой случай. Интуиция у него, как у первой спицы Колеса, была отменная, да и из года в год к каждому празднику Колеса он привык готовиться заранее. Знал ведь, чем они порой заканчиваются, а только один праздник без своего духа – своего воплощения – и оставался. Рано или поздно это должно было случиться. Теперь Колесо собрало их всех. – У тебя много таких игрушек будет. И братья тоже будут, целых семь! Мы все семья. Мы тебя не дадим в обиду, никто больше тебя не накажет, не бросит. Иди сюда, иди.

Мальчонка всхлипнул, схватился за шерстяного кролика и с удивительной доверчивостью – наверное, от тоски по взрослому теплу, заботе – прижался к Джеку. Его кожа не была ни холодной, ни горячей. Сердце не билось, но и не было мертво. Он дышал, но не жил. Все они такими были. Не осталось в них больше ничего человеческого. Но разве это плохо, когда они есть друг у друга?

– У тебя теперь братьев много, – повторил Джек и оглянулся на них незаметно, чтобы увидеть, как меняются их лица. Как отражается в них та печаль, то сожаление и, в конце концов, смирение, с которым они тоже подошли поближе и принялись гладить, ласково трепать и вытирать новоиспеченного и самого маленького из духов пира от комков глины и грязи.