– Пойдет?

Столь непохожие друг на друга, они будто друг друга отражали: хмурое и смуглое лицо Ламмаса оказалось напротив улыбающегося и светлого, перевернутого вверх тормашками лица Джека. Первый сощурился и пригляделся к тому единственному, что их разделяло: Джек действительно держал перед собой огромный желудь, острый и продолговатый, почти касаясь шершавой шляпкой такого же острого и длинного носа Ламмаса.

– Слишком маленький, – вынес свой вердикт тот и вдруг опешил. – Погоди… Ты где вообще его достал?!

– Там, – ответил Джек, ткнув пальцем вверх, на шелестящую крону вяза. Его подтяжки сползли с плеч и болтались, цепляясь за копну разметанных волос, которые, когда он висел вниз головой, напоминали цыплячий хохолок. – Но что‐то и вправду маловат, ты прав. Поищу другой, побольше!

Ламмас растерянно запрокинул голову, чтобы видеть если не Джека, то его босые ступни, торчащие из зеленой кроны. Но в этот раз провозился в ней Джек недолго: вяз жалобно заскрипел, ветка надломилась, и Джек с протяжным «Ой-ей!» сорвался вниз. Благо, одна из подтяжек зацепилась за торчащий сук, и дерево само его поймало вместо Ламмаса, который, разволновавшись, уже отбросил в сторону дощечку и расставил руки, готовый ловить братца. Приземлился на него, благо, не сам Джек, а лишь маленький пушистый кролик, сваленный из шерсти и выпавший у того из кармана.

Растерянно моргая, Ламмас подобрал его с коленей, но не успел толком разглядеть, как Джек, уже вернув себе баланс, вынырнул из листьев и молча отнял кролика назад.

– Это что, твой талисман? – поинтересовался Ламмас, когда Джек уже снова исчез на верхушке дерева, отказываясь сдаваться, пока то действительно не раскроет ему свой секрет или пока Ламмас не улыбнется. Хотя, надо сказать, Ламмас давно проиграл: может, и не улыбался, но зато смеялся в голос. – Сколько, говоришь, тебе было, когда на костер отправили?

– Где‐то восемнадцать, – ответил Джек, высунув из-за листьев один только нос, усеянный веснушками и порозовевший от солнцепека. – А что?

– Уверен, что не восемь?

Джек закатил глаза и обиженно нырнул обратно.

– Да ты сам вечно соломенных кукол с собой таскаешь! – выкрикнул он оттуда.

– Это… Это совсем другое! Это дары мне, мои регалии, понятно?!

– Ага, ага.

Ветки дрожали и сыпались, желтея на лету, если соприкасались с Джеком, но снова зеленели и становились мягкими, бархатными на ощупь, как только Ламмас ловил их кончиками пальцев. Они припорошили его с ног до головы, и ему пришлось долго сидеть, ворчать и отряхиваться, пока из кроны доносилось методичное: «Один желудь, два желудя, три желудя…» Несколько раз Ламмас порывался пересесть под другое дерево, но со стоном возвращался: в тени раскидистого вяза было прохладно и свежо, как у реки, но до тех пор, пока по нему, как белка, лазал Джек. Ибо где он, там дождями пахнет и зябкий ветер несет опад. Спастись от такого зноя, какой стоял на улице сейчас, в середине лета, можно было только рядом с ним и с Йолем.